расширился! Тут бы сказать спасибо всеобщему среднему образованию, а ребят научить выходить за пределы существующего.
— Я вас понимаю, Петр Миронович, это школа развивающего обучения,— быстро подхватил мысль Машерова Михаил Гаврилович Минкевич, министр просвещения Беларуси, руководитель весьма чуткий к новшествам. Машеров любил с ним советоваться по всем непростым вопросам, возникавшим в ходе школьной реформы.
— Вот именно — развивающее! — подчеркнул Машеров,— Мне это представляется как ставка школы на интеллект ученика... Ведь еще древние римляне вкладывали в это слово смысл «понимать»...
— Верно, Петр Миронович,— соглашался министр.— Образование по принципу «понимать» предполагает открытость школы культуре... А этo слово в переводе с того же латинского означает «возделывать»...
— Выходит, древние римляне лучше нас владели диалектикой образования! — воскликнул Машеров и повторил: — Понимать и возделывать!..
— Боюсь, не много у нас найдется учителей, способных работать в таком режиме,— вздохнул Михаил Гаврилович и поведал грустную историю падения общественного статуса и социального престижа учителя.
Первый секретарь ЦК, набрав телефон Председателя Совета Министров БССР, спросил в полушутливой форме:
— Тихон Яковлевич, вы ведь, кажется, были директором школы?..
— До войны, Петр Миронович,— ответил Киселев.
— То-то и оно, давненько это было. С тех пор много воды утекло, а учителя по-прежнему во времянках или вовсе без квартир...
— Я понял, Петр Миронович,— догадался, о чем речь, Киселев и стал оправдываться: — Очередь на жилье в городах на десять — двенадцать лет, а на селе колхозы и совхозы не знают, где поселить агрономов, зоотехников, механизаторов.
— Послушай меня, Тихон Яковлевич,— остановил монолог председателя правительства Машеров.— За последние годы в Беларуси вдвое сокращено количество областей, районов. Более ста бывших районных центров и тысячи помещений освобождены от разной чиновней братии. Почему эти помещения снова оказались под всевозможными конторами, а не в руках учителей?..— Киселев молчал, а Машеров продолжал: — У нас существуют льготные ссуды для индивидуального строительства. Почему к ним закрыт доступ учителям?.. Вот Совмин установил дополнительную жилую площадь ряду категорий творческой интеллигенции. А почему там не нашлось места учителям? Разве они не творческие работники?
— Вы правы, Петр Миронович, руки не доходили,— согласился Киселев.— Будем разрабатывать социальную программу «Учитель».
— В этом давно назрела необходимость,— согласился Машеров и, положив телефонную трубку, обратился к Минкевичу: — Вот вы, Михаил Гаврилович, сетуете на случайный контингент студентов педвузов. От распределения на село выкручиваются, из школы уйти норовят... Короче, плоды расхожей философии: «Нету дороги — иди в педагоги...» А почему бы вам не ввести в педагогических вузах целевой набор?..
— В таком случае надо вводить и творческие вступительные экзамены,— в свою очередь, предложил министр, что-то недоговаривая...
— А почему бы и нет? — тут же согласился Машеров.— В любом творческом вузе абитуриент, прежде чем его допустят к вступительным экзаменам, доказывает, насколько он талантлив, на конкурсе. Художники несут на суд комиссий свои картины, этюды, журналисты — публикации, драматурги — сценарии, актеры — способность перевоплощаться в ситуации... А что несут будущие педагоги?
— Пока ничего! — признался министр.— Зачисляем по общему баллу...
— Это же трагедия для таланта! — воскликнул Машеров,— у подростка душа лежит к физике, математике, но тройка по зоологии, и что же — дорога на физмат ему закрыта? То же по литературе, истории?..
— Это не совсем так. Но вы, Петр Миронович, близки к истине: нет у нас пока точного критерия и системы отбора будущих педагогов,— согласился Минкевич.— Думали, но пока не нашли...
— Плохо, значит, думали,— улыбнулся Петр Миронович.— Ну не может быть, чтобы не было таких критериев. Взять хотя бы любовь к детям, коммуникативные способности... Ведь такое обнаруживается в раннем возрасте. Словом, я не собираюсь открывать вам Америку, Михаил Гаврилович, но настоятельно прошу вместе с учеными, преподавателями педвузов, директорами школ определить принципы и критерии целевого набора и творческого конкурса будущих учителей.
Окна служебных кабинетов работников, имевших отношение к образованию, светились позже обычного. Люди постепенно вникали в суть дела. В городах и селах стали строить квартиры и дома для учителей. Например, в колхозе имени М. Сильницкого Полоцкого района по инициативе председателя правления Героя Социалистического Труда Е. Кимстача возвели для учителей 8 домов коттеджного типа. Такому примеру следовали многие хозяйства. В Минске на берегу Свислочи, рядом со стадионом «Динамо», вырос Дом учителя — дворец-красавец.
Вторую часть целевой программы составили две проблемы: кого учить на учителя и как учить? Перед педвузами встала новая задача — отработать методику точного «прицела» и «попадания» в своего абитуриента. Эту проблему решала триединая система отбора: факультатив «Юный педагог», педсовет школы и отдел народного образования, а на пороге вуза — вступительный экзамен или собеседование по специальности. Ясно, что после такого «фильтра» мнений взыскательных экспертов в педвузы стало приходить больше ребят, не просто любящих школу, но и с явно выраженными способностями к работе в ней. И что характерно: юноши и девушки, прошедшие трудовую закалку в школах и на производстве, занимали лучшие рабочие места по своей специальности. И здесь новая педагогика ставила высокие баллы профессионализации среднего образования.
В корне менялась и «технология» подготовки будущего учителя в педвузе. На первое место вместо нудных предметных методик вышло педагогическое мастерство. На спецкурсах и семинарах особое внимание уделялось постановке голоса и дикции, жестикуляции и умению владеть собой — словом, внешним манерам и культуре поведения. Далее отрабатывались его внутренние «рычаги»: педагогический такт, способы убеждения и внушения, пути разрешения конфликтных ситуаций между учителем и учеником... А если еще учесть, что будущий учитель занимался хореографией, музыкой, вокалом, то и впрямь подготовка педагога в известной мере напоминала методы и средства воспитания актера, и в этом не было ничего удивительного. Работа учителя и актера во многом сродни друг другу: и та, и другая — искусство. Недаром классик педагогики А. Макаренко вспоминал: «Настоящим мастером я сделался только тогда, когда научился говорить «иди сюда» с 15-20 оттенками, когда научился давать 20 нюансов в постановке лица, фигуры, голоса...»
Творчество — как цепная реакция. Одно хорошее дело рождает два-три новых, а те — еще по два-три... Как только о реформе Машерова стало известно в стране, к нему стали обращаться охаянные Минпросом СССР учителя-экспериментаторы — педагоги «новой волны» Ш. Амонашвили, И. Волков, Е. Ильин, С. Лысенкова, В. Шаталов, М. Щетинин. Они присылали рукописи новых книг, и лучшие из них по указанию Машерова были изданы в минских издательствах. Приходили новые методики, учебные
