типами коммун, уже наметилось, что существует несколько типов коммун. Есть коммуны, т. е. такого рода хозяйства, в которых действительно существует кооперация производства, совместная запашка, общее пользование орудиями производства остается единоличным. Есть коммуны, в которых некоторые средства производства – как тракторы и др. – имеются в общем пользовании.
Еще есть артели, где все остается так сказать в единоличном пользовании за исключением последней статьи, самого процесса земледельческого, это уборки хлеба, где убирают сообща. Это вид коммуны третий, он наиболее распространен. Это явление больше, чем что-либо указывает на то, что крестьянство будет переходить постепенно к коммунизму, но перехода к нему крестьянство сразу сделать не может и поэтому в задачу нашей партии, помимо изучения этого коммунизма, входит еще и указание определенных переходных форм коммунизма»19.
Говоря о ситуации, возникшей накануне и вследствие июльских событий, Майоров напоминал делегатам партийного съезда:
«Перед 5[-м] съездом я пробовал наряду с детализированием и практизацией Закона о социализации земли наметить эти переходные формы и провести их, но июльские события повлияли так, что сделать ничего не удалось. Я пытался практически приложить наш Основной закон и мной был набросан проект инструкции социализации земли, который даже был представлен Крестьянской секции 5 съезда Советов, но также был зачитан только в половине, а остальная пропала и эти черновики были изданы в мое отсутствие Устиновым и Колегаевым в форме книжки, издали где-то в Саратове. Здесь во время практического применения Основного закона, который является основой нашей программы, есть целый ряд вопросов довольно спорных. Это, главным образом, вопросы уравнительного распределения земли. Уравнительное распределение земли является если не третьим моментом всей реформы социальной, то во всяком случае одним из звеньев, не менее важным, чем отчуждение, например, частной собственности или отмена наемного труда; не менее важным, потому что здесь торжествует тот этический принцип социализации, именно равенство экономическое и, если подходить с точки зрения справедливости ко всей нашей земельной реформе, то нам нельзя отказаться от уравнительного землепользования, по крайней мере, мы не можем отказаться преждевременно не попытавшись его провести практически»20.
Перейдя к вопросам глобальной политики, докладчик снова был вынужден констатировать:
«С другой стороны, за последнее время жизнь нашей партии, главным образом, сосредоточивается вокруг политики, вопросов внешней и внутренней политики, и мы совершенно почти забросили вопрос о проведении социализации земли, особенно с того времени, когда ушли от центрального аппарата. Этим не преминули воспользоваться наши политические враги в земельной политике – большевики, и они подменивают социализацию земли национализацией».
В заключение он перешел к вводам и рекомендациям:
«Я думаю, что сейчас наша партия должна обратить особенное внимание в область земельной политики, указав крестьянам невыгоды национализации земли путем популярной агитации. Не надо забывать, что крестьяне еще до сих пор не понимали как следует [проводить] социализацию земли, да и многие из нас не совсем ее понимали во всех мелочах; и теперь, когда мы устранены от власти, [когда] у нас взят аппарат, взяты средства, когда нас отгоняют от масс, – мы должны этот коренной пункт нашей программы снова выдвинуть перед крестьянством. Что же касается коммунистического хозяйства земледелия, то я должен сказать, что никакое изменение устава [в центре] не может быть, изменение нашей сельскохозяйственной формы возможно только на месте. Партия в самое ближайшее время в лице своего Ц.К. должна обязательно изучать эти новые формы хозяйственные на местах; для этого необходимо командировать лиц, которые бы познакомились со всеми формами кооперации земледельческой, особенно земледельческой»21.
Это был своего рода призыв к новому «хождению в народ» и с целью агитации и пропаганды, и для наглядного изучения новых форм жизни и хазяйствования. 7 октября IV съезд ПЛСР завершил свою работу, и Майоров вернулся в Казань. Дальнейшие события разворачивались следующим образом. К началу ноября 1918 г. Особая следственная комиссия по делу о левоэсеровском «мятеже» (в которую, кстати, первоначально входил видный казанский большевик Я.С. Шейнкман, расстрелянный после взятия Казани сторонниками Комуча 8 августа), по всей видимости, затребовала ареста Майорова и доставки его в Москву. Через некоторое время после возвращения со съезда партии на родину он был задержан казанскими чекистами. Из документов дела, опубликованного А.Л. Литвиным, известен тогдашний адрес Майорова в Казани: Кошачий пер., д. 10, кв. 3.
3 ноября губком РКП (б) постановил «предложить Чрезвычайной Комиссии отправить Майорова в Москву». Но 5 ноября в Казанскую ЧК обратились влиятельные коммунисты В.П. Брауде, А.И. Израйлович и Л.Р. Милх с заявлением следующего содержания:
«Ввиду того, что арестованный вами Илья Майоров (лев[ый] с.-р.) находится в крайне болезненном состоянии и заключение его может ухудшить его физическое состояние (туберкулез), мы обращаемся к Вам, т[ов.] председатель, с убедительной просьбой выдать Майорова нам на поруки за нашей личной ответственностью»22.
Поручители брали обязательство, что «он явится по первому требованию комиссии и в политической жизни во время разбора дела участвовать не будет». Аналогичную расписку в тот же день 5 ноября дал сам Майоров, пообещав не участвовать в политической жизни, «как-то выступать на митингах, собраниях, в газетах и т. д.»23.
В деле также находится датированное 12 ноября отношение Свияжской уездной ЧК о препровождении в губЧК «со всем собранным материалом дела Майорова»24. Тем временем 27 ноября 1918 г. Революционным трибуналом при ВЦИК в Москве он заочно был приговорен к 3 годам заключения. Вероятно, узнав об этом, Майоров немедленно скрылся и перешел на нелегальное положение. Спустя почти год 19 сентября 1919 г. губЧК постановила приостановить данное дело с объявлением обвиняемого в розыск25.
А путь Майорова в конце 1918 г. снова лежал в Москву, где был созван II Совет ПЛСР. На Совет партии, проходивший в Москве в течение трех дней с 16 по 19 декабря 1918 г., прибыли 105 делегатов, обладавших правом решающего голоса. В отличие от IV съезда ПЛСР его машинописной стенограммы не сохранилось, однако в РГАСПИ имеются черновые рукописные протоколы, которые вели секретари Совета26. Рукопись поддается расшифровке лишь фрагментарно.
Представлявший Казанскую губернию и Поволжский обком Майоров охарактеризовал ситуацию в Среднем и Нижнем Поволжье. Он, в частности, отметил:
«Нижнее Поволжье еще под впечатлением разгрома [от] белогв[ардейцев] и большевиков. В Симбирске нелегальн[ая] орган[изация] – 7 чел[овек]. В Самаре – 15 челов[ек], выступают открыто. В Саратове организация идет слабо».
Перейдя непосредственно к казанским делам, он продолжал:
«После ухода белогвард[ейцев], расстрел[явших] 1700 рабочих, большевики пришли и действовали не хуже белогвардейцев. В Казанской [губернии] мобилизовано все кр[естьянское] население от 17 до 33 лет. В Казани – от
