Люди молились, надеясь на спасение, стекались к святым церквям, «плача и рыдая и руки к небу простирая, моля у Бога милости». Несмотря на покаяния, Судный день все же наступил: слишком серьезными были, очевидно, грехи жителей византийской столицы.
Турецкий султан пошел на приступ: «… едва муллы их откричали скверные свои молитвы, тотчас же, возопив, с боевым кличем ринулось все войско на город. И подкатили пушки, и пищали, и туры, и лестницы, и деревянные башни, и иные орудия стенобитные — всему этому нет числа. Также и с моря приблизились корабли и многие катарги, и начали обстреливать город отовсюду, и возводить мосты через рвы, и как только вынудили горожан отступить со стен, тут же придвинули деревянные башни и туры высокие и бесчисленные лестницы, пытаясь силой взобраться на стены, и не дали им греки, но яростно бились с ними». Возглавлявшие турецкие войска предводители безжалостно заставляли своих воинов-рабов (среди которых был и сам Нестор Искандер) идти на приступ Константинополя: «Баши же, и воины, и начальники их силою гнали турок, избивая их, призывая и угрожая. Магомет же окаянный со всеми чинами врат своих, под звуки всех музыкальных инструментов и тимпанов, с громкими кликами, подобными реву бури, приступил к разрушенному месту стены и в такой грозной силе рассчитывал быстро захватить город…»
Византийский император самолично вступил в бой с захватчиками и показал чудеса храбрости. Падали замертво его товарищи, погибло множество людей, среди которых были представители других национальностей. Нестор Искандер приводил пример мужества варягов — добровольных защитников города: «Флабурар же некий с многими сарацинами яростно напал на греков, и было среди них пятеро огромных ростом и страшных с виду, и рубили они горожан беспощадно. Из города же выступили поспешно против турок протостратор и сын его Андрей со многими людьми. И началась яростная сеча. Тогда три воина-побратима, увидев со стены, что сарацины истребляют горожан, сбежали оттуда, напали на турок и яростно схватились с ними, а те, ошеломленные, не сопротивлялись им, страшась быть убитыми. И сразили горожане двух сарацинов. Тогда с боевым кличем набросилось на них множество турок, они же, защищаясь от них, отступили в город. Были же те трое: один — грек, другой — венгр, а третий — албанец. Но не прекратилось сражение у разрушенного места, а все разгоралось, ибо турки пришли в великом множестве, рубились и упорно теснили горожан…»
Огромные военные силы турок вторглись в город: «Окаянный же Магомет, снова собрав свои полки, послал их по всем улицам и ко всем воротам в поисках цесаря, а сам остался только с янычарами…» Захватчики стали разыскивать императора Константина, но он сам вышел с ними на бой, сказав: «Кто хочет пострадать за Божьи церкви и за православную веру, пусть пойдет со мной!» И, сев на коня, поскакал к Золотым воротам, рассчитывая там встретить безбожного. Всех же воинов собралось с ним до трех тысяч, и увидел он в воротах множество турок, подстерегавших его, и, перебив их всех, устремился в ворота, но не смог проехать из-за множества трупов. И снова двинулись им навстречу турки в бесчисленном множестве, и бились с ними до самой ночи. И так пострадал благоверный царь Константин за Божьи церкви и за православную веру месяца мая в 29-й день, убив своей рукой, как сказали уцелевшие, более шестисот турок. И свершилось предсказанное: Константином создан город и при Константине погиб. Ибо за согрешения время от времени бывает возмездие судом Божьим, злодеяния ведь, говорится, и беззакония низвергнут престолы могучих…». Автор, скорбя о потере, все же резюмировал: «О великая сила жала греховного! О, сколько зла рождает преступление! О, горе тебе, Седьмохолмый, что поганые тобой обладают…»
«Сошел с коня и пал ниц на землю…»
Узнав, что император Константин убит, жители города решили отомстить за него и продолжали бороться. Днем скрывались за городом, а по ночам нападали на турок. Партизанская война, в которой принимали участие женщины и дети, разгорелась не на жизнь, а на смерть. Все еще на что-то надеялись, несчастные…
Турки были в замешательстве и не знали, как поступить с непокорными. Отправились они к султану-завоевателю и просили его усмирить город. Мехмед в очередной раз пошел на хитрость. Созвал он пленных греков, захваченных в боях, «и дал им свое поручительство, и одарил их, и послал их с башами и с санчакбеями объявить горожанам по всем улицам и тем, кто находится в башнях, верное слово султаново: «Пусть прекратится битва и не опасаются ни убийства, ни плена, если же нет — то все вы, и жены, и дети ваши будете преданы мечу».
После этого прекратилось сопротивление: горожане вынуждены были покориться. Услышав об этом, обрадовался султан, и послал очищать город, улицы и площади. А сам выдвинулся со своей свитой к воротам Святого Романа, к церкви Святой Софии, в которой собрались патриарх со всем своим клиром. Народу было там множество, и женщин, и детей. Нестор Искандер свидетельствовал, что, придя на площадь, султан Мехмед «сошел с коня, и пал ниц на землю, взял горсть земли и посыпал голову, благодаря Бога. И подивился этому огромному зданию, так сказав: «Воистину люди эти были и ушли, а иных после них, им подобных, не будет».
После этого Завоеватель вошел в церковь и увидел запустение в святилище Божием. Летописец отмечал: «Патриарх (Анастасий) же, и весь клир, и народ возопили со слезами и рыданиями и пали ниц перед ним. Он (султан) же, дав знак рукой, чтобы перестали, обратился к ним: «Тебе говорю я, Анастасий, и всем окружающим тебя, и всему народу: с этого дня да не убоятся гнева моего, ни смерти, ни плена». И, обернувшись, повелел башам и санчакбеям, чтобы запретили всем воинам и всем чинам врат его притеснять народ городской, и жен, и детей, ни убийством, ни пленением, ни каким-либо иным злом. «Если же кто нарушит наше повеление — да будет наказан смертью…». Проговорив это, Завоеватель вышел из церкви и направился к царскому дворцу.
Во дворце побежденного императора вышел ему навстречу некий серб и принес отрубленную голову цесаря. Султан-победитель спросил у своего окружения: правда ли, что это голова цесарева? Они же, охваченные страхом, отвечали ему: «Это действительно голова цесаря». Мехмед же поцеловал ее и сказал: «Явил тебя Бог всему миру, истинного цесаря, что же так понапрасну погиб!» «И послал голову патриарху, чтобы, украсив ее золотом и серебром, сохранил ее, как сам знает. Патриарх же, взяв ее, положил в серебряный позолоченный ларец и спрятал под престолом в великой церкви…» Ходили слухи, что в ту же ночь преданные цесарю люди выкрали тело погибшего императора, переправили его в Галату и похоронили в одном, известном только им месте.
