Только па второй день к вечеру отыскала я аул Шали в ущелье за Грозным и предстала перед командиром эскадрильи.
— Я разбила самолет и готова отвечать за это по законам военного времени, — отчеканила скороговоркой, стоя со стойке «смирно».
Майор Булкин, как мне показалось, был не в духе. Сердито посмотрев на меня, он принялся кричать:
— В штрафную роту захотела? Вот там узнаете, почем фунт лиха! А то, видите ли, они стали хулиганить… чтобы удрать в боевую авиацию!
Кого имел в виду Булкин, я не знала, но слушать брань его мне было обидно. Заступился за меня Алексей Рябов.
— Давай-ка, командир, отправим ее в УТАП вместе с Потаниным. Пусть переучивается. Ведь на Егорову уже пять запросов откомандировать в женский полк…
Об этом я услышала впервые, но не успела ничего сказать — откуда ни возьмись Дронов:
— Разрешите обратиться? Самолет Егоровой я отремонтирую. Обещаю!
Много лет спустя я узнала, что Дронов самолет мой действительно восстановил, сдал его инженеру эскадрильи, а сам добился перевода в другую часть и до конца войны был механиком на истребителе Ла-5.
А я с Потаниным тогда все-таки укатила в УТАП (учебно-тренировочный авиационный полк). И вот первое препятствие на пути к боевой машине.
— Значит, штурмовиком? — Это командир полка. — А знаете ли вы, что за адская работа — штурмовать? Ни одна женщина еще не воевала на штурмовике. Две пушки, два пулемета, две батареи реактивных снарядов, бомбы различных назначений — вот вооружение «ила». Поверьте моему опыту, не каждому даже хорошему летчику подвластна такая машина! Не всякий способен, управляя «летающим танком», одновременно ориентироваться в боевой обстановке на бреющем полете, бомбить, стрелять из пушек и пулеметов, выпускать реактивные снаряды по быстро мелькающим целям, вести групповой воздушный бой, принимать и передавать по радио команды. Подумайте! — урезонивал он.
— Думала уже. Все понимаю, — отвечала я кратко, но решительно.
— Не приведи бог, какая упрямая! Тогда делайте, как разумеете! — И командир учебного полка отступился.
Самолетов в УТАПе было много, но все устаревшие. Мы летали на УТ-2, УТИ-4, И-16, СУ-2. Штурмовика Ил-2, о неподвластности которого говорил командир полка, не было и в помине. А мне и моим новым товарищам хотелось освоить именно штурмовик.
Как-то, уже летая на И-16, я прослышала, что к вам приехал начальник политотдела 230-й штурмовой авиадивизии полковник Тупанов — для отбора летчиков в боевые полки. Ну, думаю, двум смертям не бывать, одной не миновать — и бегом к штабу. У первого встречного спрашиваю:
— Где тут полковник Тупанов?
— А вы по какому вопросу к нему?
— По очень важному и срочному.
— Я Тупанов, — ответил незнакомец небольшого роста с голубыми глазами и приветливой улыбкой.
— Вы?.. — удивилась я.
— Да, я. Так какое у вас дело ко мне, столь важное и срочное?
— Товарищ полковник, возьмите меня на фронт! Летчиком-штурмовиком. Обещаю — не пожалеете.
— Как же ваша фамилия?
— Е-го-ро-ва, — протянула я, заикаясь.
— Хорошо, Егорова. Приходите завтра на собеседование. Утром около штаба полка собралось человек тридцать. Среди взволнованной толпы пилотов были и приглашенные и добровольцы. Тупанов побеседовал с каждым — расспрашивал о полетах, доме, семье.
А меня начальник политотдела сначала спросил о том, где я работала и кем.
Я подробно рассказала, что работала на шахте Метростроя у Красных ворот. Была арматурщицей. А потом на шахте 84–85 — «Динамо» — чеканщицей, машинистом подъема, слесарем по ремонту отбойных молотков, перфораторов…
— Хорошо, хорошо, — остановил меня начальник политотдела. — А какое вы училище окончили?
— Херсонское. После училища работала, инструктором-летчиком в Калининском аэроклубе.
— И сколько человек обучили летать?
— Сорок два…
Тупанов помолчал, а потом пошли вопросы о матери, о братьях. И я отвечала и отвечала, все ниже опуская голову, готовая вот-вот расплакаться — теряя надежду на то, что буду воевать на штурмовике. Подумала даже, что Тупанов специально отвлекает меня от основной темы и, конечно, в конце беседы сделает вывод: не подходите, женщины на штурмовиках не летают…
Но произошло совершенно неожиданное. Начальник политотдела авиадивизии улыбнулся мне, словно извиняясь, спросил:
— Утомил я вас своими расспросами? — и заключил:
— Мы берем вас. Считайте, что вы уже летчик 805-го штурмового авиационного полка нашей 230-й штурмовой авиадивизии. Через три дня выезжаем. Будьте готовы.
До чего же я была счастлива! Выскочила на улицу и бросилась колесом на руках под дружный хохот товарищей (хорошо, что в брюках была…).
Перед отъездом сходила попрощаться с командиром учебно-тренировочного авиаполка. Он искренне поздравил меня с переходом в штурмовики, но, как бы между прочим, предложил:
— А ведь и к нам «илы» поступили. Оставайтесь-ка инструктором по переучиванию летчиков. Получите комнату — все удобнее будет… К тому же и зенитки не стреляют. Оставайтесь.
На аэродроме «Огни», куда наша группа прибыла из учебно-тренировочного полка, я впервые увидела красавец-штурмовик. Это был моноплан с низко расположенным крылом, с убирающимися в гондолы колесами. Сразу бросились в глаза удлиненная обтекаемая форма фюзеляжа, остекленная кабина, лобовое пуленепробиваемое стекло фонаря и далеко вперед выступавший острый капот мотора с конусообразным обтекателем винта. Все это придавало самолету хищный вид. Из-под передней кромки плоскостей его угрожающе смотрели две 23-миллиметровые пушки, два пулемета, восемь металлических реек — направляющие для реактивных снарядов. В центроплане четыре бомбоотсека. В них да еще на двух замках под фюзеляжем можно было подвесить шесть 100-килограммовых бомб.
Ил-2 отличался еще одним заметным преимуществом. Мотор, бензобаки, кабина летчика, другие уязвимые части штурмовика были одеты в броню. Так что ни ружейный, ни пулеметный огонь, ни осколки зенитных снарядов не были страшны ему. По существу, это был «летающий танк», который развивал скорость у земли свыше 400 километров в час!
— Вот это да-а… — протянул восхищенно кто-то из нашей группы. А я подумала: «Какая красотища, какая мощь…» — и погладила рукой крыло «ильюшина».
На изучение материальной части штурмовика и подготовку к экзамену у старшего инженера полка нам дали только двое суток. Сразу же и распределили всех вновь прибывших по эскадрильям. Меня и летчика Вахрамова — в третью.
Щупленький, небольшого росточка, Валя Вахрамов выглядел мальчиком. А когда мы узнали, что и лет-то ему всего лишь около девятнадцати, — удивились: умудрился же паренек при таком-то росте еще и прибавить себе возраст, чтобы поступить в летное училище.
