Вырезание печатных букв из галош оказалась очень трудоемкой и длительной работой. Кроме того, для размещения полного текста нашего лозунга «ДОЛОЙ ШКОЛУ! ДА ЗДРАВСТВУЕТ БРИГАДА!» требовалась очень большая фанера или очень маленькие, но четкие, буквы. Мы утонули в неразрешимых трудностях. Надо было сокращать текст лозунга. Посчитав, что «ДА ЗДРАВСТВУЕТ БРИГАДА!» очень длинно и само собой понятно, мы решили оставить только «ДОЛОЙ ШКОЛУ!».
Дело сразу пошло веселей: крупные буквы легко наклеились на небольшую фанеру, образовав вполне удобную печать. Намазав наше клише чернилами, мы сделали пробный оттиск на стенке. На ней после восклицательного знака отпечаталась малопонятные слова «! УЛОКШ ЙОЛОД». С волнением мы развернули доску так, чтобы восклицательный знак оказался в конце надписи. Стало немного лучше, но почему-то все буквы, кроме «О», стали вверх ногами. Пару минут мы тупо разглядывали содеянное, усвоив за это время законы отражения при печати. Все пришлось переделывать сначала… Наконец наш боевой лозунг печатается так, что его даже можно понять. Нам он кажется верхом полиграфического искусства.
В школу мы пришли рано утром. Лазарь мазал печать некой черной краской, накануне похищенной в школе. (Там она использовалась вместо замазки оконных стекол. Мы ее слегка разбавили керосином). Я энергично шлепал лозунг на видном месте коридора. Всего на четвертом оттиске нас схватила за уши уборщица баба Нюра и удерживала с воплями и причитаниями до прихода директора. Отрицать свою причастность к содеянному было глубоко бесполезно: алиби отсутствовало. Зато присутствовали вещдоки в виде печати и отпечатков. Кроме того, наши руки, морды лиц и очень орлиный профиль Лазаря были густо замазаны почти несмываемой черной мастикой. Мы стояли под градом директорских вопросов как партизаны в рассказах – молча. И вот здесь мы осознали все значение «технического» сокращения нашего лозунга…
Это была крупная, можно сказать, – политическая ошибка. Мы так свыклись со своим лозунгом в «полном размере», что не заметили, как отсечение второй его части превращает нас из патриотов Родины в непонятных мерзких анархистов в глазах учительской общественности и, вообще, всего народа. Действительно: для чего «Долой школу»? Тяжело учиться? А как же на фронте? Лень? А где ваша совесть? В тот момент, когда весь советский народ, не щадя сил и жизни, борется… и т. д. и т. п.
Скандал и неприятности были огромные. От исключения из школы нас, наверное, спасла невероятная глупость содеянного, а так же отсутствие мест содержания малолетних преступников… Класс отнесся к нам сочувственно и весело, особенно вспоминая сцену, как нас с Лазарем в учительской отмывали керосином. Даже мама, пережив все неприятности и выскоблив и побелив наши грехи, не могла без смеха вспоминать о нашем «фиаске» и керосиновом очищении. Только Тамила с уважением смотрела на меня как на героя-партизана…
Чему нас учат семья и школа?
Итак – школьно-колхозная революция не состоялась, из школы нас не выгнали, и надо было продолжать учебу вместо производительного труда на колхозных полях. «Правильные» учителя учили нас как надо, поэтому не запомнились. Расскажу об оригинальных. Историю преподавал Мычкин, длинный худой, с чеховской бородкой учитель из Ленинграда. За три месяца учебы мы усвоили с ним всего-навсего три страницы учебника. Зато я помню сведения из них почти дословно до сих пор. «Царский сын Будда удалился в пустыню и после многих лет раздумий и размышлений пришел к выводу, что высшее в мире блаженство – полный покой, бездействие, погружение в мысль и созерцание – НИРВАНА». Еще одна важная информация, записанная на белой обложке моей «тетради» – учебника по рентгенографии животных: «В 1242 году при городе Лас Навас де Толоса состоялась битва испанских кортесов (?) с маврами». Мычкин носился между партами и, потрясая бородой, заставлял каждого записывать и повторять без конца эти бесценные сведения. Что дальше стало с Буддой и чем окончилась битва при Лас Навас де Толосе – осталось для нас величайшей тайной, как, впрочем, и вся История. Разозленный нашей тупостью и ленью, Мычкин даже слегка поколачивал своих учеников со словами: «Проснись, олух!». Однажды, когда в классе было особенно холодно, Мычкин скомандовал для сугрева: «Бокс, ряд на ряд!». При этом он сам ввязался в этот «сугрев», достаточно больно пиная своих питомцев. Неожиданно оба ряда объединились и от души воздали своему наставнику, действительно согревшись от удовольствия… Популярная частушка тех лет: «Мычкин, Мычкин, – дурная голова! Если «плохо» ты поставишь, мы убьем тебя!».
Учитель немецкого языка Берин был во всем антиподом Мычкина. Маленький горбун, с огромной лысой головой, большими лопухами ушей и ртом от уха до уха. Ходил он в огромных, явно не своих, валенках, из-за чего его походка очень напоминала утиную. Шею он укутывал шарфом и никогда не снимал длинный, видавший виды, пиджак (подозреваю, что под ним ничего не было). Он был страшно близорук, очки где-то потерял. Возможно, поэтому на его лице всегда блуждала какая-то детская беспомощная улыбка… По сравнению с другими учителями, он находился в заведомо худших условиях: наша вольница не желала учить язык врага, с которым воевали (народный герой Штирлиц, в совершенстве владеющий языком врага, в 1942 году еще не пользовался всеобщей известностью). Берин, по-видимому, тоже в совершенстве знал этот язык и любил его. Наскоро проскочив алфавит и «Анна унд Марта баден» из учебника, он начал учить нас, темных болванов, настоящему немецкому. Ему очень хотелось, чтобы его ученики также полюбили и знали язык Шиллера и Гете, надеясь увлечь нас, не принуждая. Прекрасный художник, Берин где-то изыскивал листы картона, на которых четким, иногда – готическим – шрифтом писал немецкие предложения в разных вариантах и пытался объяснить нам, невеждам, чем и как отличается в разговорной речи давно прошедшее время от просто прошедшего, как строятся вопросительные предложения и другие премудрости. С упоением рассказывая все это у доски, он ничего, даже внимания, не требовал от орды, сидящей за партами. С нашей точки зрения, это был его существенный недостаток. Не вникая в науку, класс скучал, затем начал развлекаться в меру своих способностей. Туземный сорт тополя давал семена в виде зеленых шариков размером с горошину. Если набрать горошин в рот и выдувать их через трубочку из камыша, то летели они довольно далеко. Отдельные талантливые асы могли вести прицельный огонь очередями. Обычно на переменках разыгрывались дуэли и целые баталии. Большая голова Берина была идеальной целью для такой стрельбы. После первого попадания Берин смущенно улыбнулся и потер лысину. В дальнейшем стрельба велась залпами по команде «ПЛИ!». Учитель только умоляюще поднимал руки и говорил: «Не надо, ребята!», продолжая сеять разумное, доброе, вечное на твердолобую почву…
