Дядя автора стихотворного романа вместе с женой, матушкой и сестрами летом 1797 года переехал в купленную усадьбу и жил там до 1804 года. Его брат Сергей, отец А. С. Пушкина, уже будучи женатым на Надежде Осиповне Ганнибал и после рождения детей Ольги и Александра, снимал дом на углу Большого Харитоньевского переулка и проезда Белого города у подпоручика П. М. Волкова. Мать Надежды Осиповны Мария Алексеевна Ганнибал, переехав из Петербурга в Москву, тоже поселилась в Огородной слободе, а потом стала жить с семейством дочери. В 1801 году Сергей Львович с чадами и домочадцами переехал в усадьбу князя Николая Борисовича Юсупова в том же Большом Харитоньевском. Часть усадьбы — старинные палаты XVII века — до сих пор сохранилась. Один из трех каменных домов юсуповской усадьбы был нанят С. Л. Пушкиным за тысячу рублей в год. В Центральном государственном архиве древних актов сохранилась «Опись мебели и протчему» в доме князя Н. Б. Юсупова, который занимали Пушкины[118]. Перечень включенных в опись предметов дает простор нашему воображению. Мы можем представить, как Василий Львович с Капитолиной Михайловной приходят в гости к Сергею Львовичу и располагаются на стульях «дубовых с подушками российского ковра» или же на креслах «красного дерева с зелеными фанзовыми подушками и набойчатыми чехлами». Как Капитолина Пушкина останавливается перед одним из восьми зеркал «в золоченых рамах больших» или же смотрится в зеркало «в золоченой же раме небольшое». Окна в гостиной украшают занавеси «камчатые желтые на тафте с белою тафтяною каймою шитые разными шелками»[119]. В солнечные дни комната наполняется золотистым светом, выглядит особенно нарядно. По условиям найма дома «принадлежащий к оному дому сад для прогулки моей (С. Л. Пушкина. — Н. М.) и приезжающих ко мне гостей остается в пользу мою, кроме имеющейся в том саду аранжереи и плодов»[120].
И часто я украдкой убегал
В великолепный мрак чужого сада,
Под свод искусственный порфирных скал.
Там нежила меня теней прохлада;
Я предавал мечтам свой юный ум,
И праздномыслить было мне отрада.
Любил я светлых вод и листьев шум,
И белые в тени дерев кумиры,
И в ликах их печать недвижных дум.
Всё — мраморные циркули и лиры,
Мечи и свитки в мраморных руках,
На главах лавры, на плечах — порфиры —
Всё наводило сладкий некий страх
Мне на сердце; и слезы вдохновенья,
При виде их, рождались на глазах (III, 254–255).
Вызывал ли Юсупов сад у Василия Львовича слезы вдохновения, как у его племянника? Стихи его, посвященные этому прекрасному саду, до нас не дошли. Но конечно же он с женой, как и другие гости Сергея Львовича, по саду прогуливался. Возможно, что Василий Львович с братом участвовал в домашних спектаклях князя Н. Б. Юсупова.
В 1799 году вышел в отставку и переселился в Москву И. И. Дмитриев. Он купил деревянный домик с маленьким садом возле Красных ворот в приходе Харитония в Огородной слободе и стал таким образом соседом братьев Пушкиных. Иван Иванович украсил свой дом эстампами (до конца дней своих он собирал коллекцию эстампов), разместил библиотеку. Свой сад поэт любовно украшал цветами и редкими растениями. «Подарок деревом или цветком, — справедливо полагал он, — прочнее прочего служит нам памятником дружбы или приязни»[121]. «Удивляюсь поэту, — замечал он, — который равнодушен к живописи, цветам и деревьям, следовательно и к природе»[122]. Там, в саду, под густою тенью двух старых лип, прозванных Филимоном и Бавкидою, любил И. И. Дмитриев сидеть с книгою. «Одиночество мое оживлялось довольно часто беседою и молодых писателей: Василья Львовича Пушкина, Владимира Васильевича Измайлова и Василия Андреевича Жуковского. Признательность моя наименовала только тех, которых постоянная приязнь ко мне и поныне услаждает мои воспоминания»[123], — писал И. И. Дмитриев. Известно, что он бывал в доме Сергея Львовича Пушкина, несомненно, посещал и дом Василия Львовича. С семейством Пушкиных у И И. Дмитриева связана грустная страница в истории его сердца: ходили слухи, что он был безнадежно влюблен в Анну Львовну, сватался, получил отказ и никогда не женился. Племянник И. И. Дмитриева литератор Михаил Александрович Дмитриев вспоминал об А. Л. Пушкиной так:
«Анна Львовна, когда я ее узнал, была девицей уже старой. Она была умна, умнее своих братьев, женщина кроткая, любезная и просвещенная. Она читала на французском языке не одни романы и стихи, не одни книги, назначаемые для легкого чтения, но и важного, даже философического содержания. Разговор ее был чрезвычайно приятен и полон мыслей и опытности, приобретенной посредством собственного размышления. Она была в числе немногих и редких женщин, которые могли бы служить украшением всякого, и светского, и мыслящего общества! Ум, доброта и снисходительность просвечивали в каждом ее слове»[124].
Становится понятным, почему Василий Львович очень любил сестрицу Анну. Жизнь с ней в одном доме доставляла ему радость, продлевала счастливые дни его безоблачного детства. Насколько это было по душе Капитолине Михайловне, мы не знаем.
И. И. Дмитриев в своих записках, как мы помним, писал о В. Л. Пушкине, В. А. Жуковском, В. В. Измайлове, бывавших в его доме. В. А. Жуковского представлять сегодня нет необходимости. А вот о Владимире Васильевиче Измайлове, московском поэте, прозаике, журналисте, нужно сказать хотя бы несколько слов. Он, как и И. И. Дмитриев, служил в 1794–1795 годах в лейб-гвардии Семеновском полку, вышел в отставку премьер-майором. В 1795 году в «Приятном и полезном препровождении времени» напечатал чувствительную повесть «Ростовское озеро». Последователь Н. М. Карамзина, он отдавал свои стихотворения в его альманах «Аониды». С Василием Львовичем находился в свойстве.
И еще об одном литераторе — князе Петре Ивановиче Шаликове. Он также был и поэтом, и прозаиком, и журналистом. В 1799 году, будучи премьер-майором гусарского полка, Петр Иванович вышел в отставку и поселился в Москве. Как и В. В. Измайлов, дебютировал в «Приятном и полезном препровождении времени», печатался в карамзинских «Аонидах». Следуя за своими учителями — Н. М. Карамзиным и И. И. Дмитриевым, сочинял чувствительные стихи и прозу, ориентировался на дамские вкусы, отличался в литературных мелочах, стихах на случай, альбомной лирике. И. И. Дмитриев относился к нему с легкой иронией, но был по-своему к нему привязан. М. А. Дмитриев вспоминал:
