Правда, турок Наполеон отколошматил не хуже Суворова. И тут уже пошла война на полном серьезе. Со всеми ее прелестями. Помню, кто-то из ребят, увлекающихся исторической реконструкцией, говорил мне, что «в те времена война была благороднее». Ага. Война – она всегда одна. Так, в городе Яффа четыре тысячи уцелевших турецких солдат сдались с условием, что им сохранят жизнь. Они прекратили сопротивление, потому что кто-то из французов им это обещал.
Наполеон устроил за это своим страшный разнос.
– Что мне теперь с ними делать? Где у меня припасы, чтобы их кормить? – отчитывал он подчиненных.
Конвоировать пленных в Каир тоже было проблематично. И тогда…
Впрочем, возможно, нравы того времени были и в самом деле более благородны. Потому что Наполеон думал аж три дня. И только потом приказал всех турок расстрелять. В XX веке никто бы и часа раздумывать не стал…
Поход закончился возле города Акка. Его оборонял англичанин Сидней Смит. Человек, о котором можно написать роман. Международный авантюрист, агент тогдашних британских спецслужб, за два года до того совершивший невероятный по дерзости побег из парижской тюрьмы. Один из последних морских пиратов… В общем, достойный джентльмен. Вшивенькую крепость Бонапарт пытался взять два месяца, но так и не сумел. Смит его переиграл. Потому что с моря Сиднею постоянно подходили подкрепления, прибывали боеприпасы и продовольствие. А вот у французов все ресурсы были невозобновляемыми. Так что окончилось все полным конфузом. Всю жизнь Наполеон придавал этой неудаче мистическое значение. Ему казалось, что возьми он тогда Акку – и все пошло бы на лад. Это, конечно, вряд ли. Слишком уж широко он размахнулся.
Однако путь в Сирию оказался закрыт. Приходилось убираться назад, в Египет.
На обратном пути, в Яффе, произошло еще одно хрестоматийное событие. В армии свирепствовала болезнь, которая всегда возникает во время войны в жарких странах. Чума. Наполеон навестил барак, в котором лежали чумные больные. Барак, который здоровые предпочитали обходить стороной. Смело поступил, прямо скажем. Заразы боятся даже те люди, которые храбро идут под пули. Но здесь это было необходимо. Хотя бы потому, что уровень морального духа армии был просто на нуле. Военачальнику требовалось продемонстрировать всем свой пример. Правда, потом больных чумой так и оставили умирать в Яффе…
Если переход «туда» был тяжел, то обратный стал одним сплошным кошмаром. Наполеон велел всех лошадей отдать для перевозки раненых (тех, кто не заболел чумой, французы упорно тащили с собой). И тут заведующий конюшней подкатился с вопросом: какую лошадь оставить генералу? Он полагал, что для командующего должно быть сделано исключение.
Наполеон впал в бешеную ярость. Он ударил главного лошадника хлыстом по лицу.
– Вы что, не слышали приказа?! Все идут пешком!
Сцена происходила при всем честном народе. Если она не была спланирована заранее, то это – гениальная импровизация. Как актер Наполеон был велик. Он продемонстрировал то, что и должен был. Именно за такими вождями солдаты идут в огонь и воду. О них рассказывают легенды, позабыв про песчаный или снежный ад, про кровь, боль и горы трупов. И до конца жизни гордятся, что воевали под их знаменами…
Во время похода постигла Наполеона и большая личная неприятность. От одного из самых близких людей он узнал то, что в Париже давно уже было известно всем. Что Жозефина ведет весьма веселый образ жизни и не заморачивается супружеской верностью. Ему, правда, сказали не всё… Поэтому такое грустное событие он тоже увязал со своими суеверными приметами. Пришла Жозефина – и началась счастливая его полоса в Италии. Изменила она ему – и пошла полоса неудач. Впрочем, потом Наполеон неоднократно вспоминал и еще одно нехорошее предзнаменование. Когда флагманский корабль только выходил из Тулона в поход, он задел днищем дно… Это старая морская примета, не обещающая ничего хорошего.
А в Каире судьба вроде бы снова ему улыбнулась. На Египтское побережье высадилась турецкая армия, которая собиралась изгнать французов. Это турки, конечно, поспешили. Нашли, с кем связываться. В результате у турецкого султана одной армией стало меньше. Наполеон приказал в пленных не брать – и озверевшие французы с готовностью выполнили приказ. Армия была истреблена практически полностью! Редчайший по тем временам случай.
– Эта битва – одна из прекраснейших, какие я только видел: от всей высадившейся армии не спасся ни один человек, – прокомментировал событие Бонапарт.
Но не везет – так уж не везет. В руки Наполеона попадают два издания: «La Gazette de Frankfort» и «Courrier Francais de Londres». Наполеон узнает европейские новости, которых долгое время был лишен. И, в частности, то, что Суворов, совершив свой легендарный переход через Альпы, объявился в Италии и наголову разбил оставшихся там французских генералов. Наполеона восхитила блестящая операция русского полководца. Но все итальянские завоевания Бонапарта пошли прахом. Мало того, Суворов двигался теперь на Францию. В которой царил уже совершеннейший бардак. До Франции Александр Васильевич так и не дошел – австрийские союзнички продали. Но Наполеон тогда этого еще не знал.
Забавный, кстати, момент. Эти газеты оказались у Наполеона не просто так. Его египетский противник Сидней Смит через своих людишек обеспечил, чтобы Наполеон «случайно» прочел эти издания. Сидней Смит, проходимец международного масштаба, знал, конечно, о «теплых» отношениях Бонапарта с Директорией. Расчет его был прост: попытаться убрать таким путем Наполеона из Египта. И своей цели он достиг на сто процентов. Правда, если бы Смит знал, каким боком все это обернется для Англии, он, наверное, тут же сжег бы эти газеты. Но никто не знает, чем отзовется его шаг…
Бонапарт решает вернуться во Францию. Решение далось непросто. Бросить армию… С одной стороны, с военной точки зрения, это – тягчайшее преступление. К примеру, во время Великой Отечественной войны за это расстреливали без разговоров. И появление в Париже с «хвостом» в виде такого поступка могло повлечь очень серьезные неприятности. Во всяком случае, имелся риск с треском вылететь из армии – а значит, поставить на своей судьбе жирную точку.
Но с другой стороны… Наполеон не мог не понимать, что дальнейшее его пребывание в Египте – это широкая дорога в тупик. Он здесь – отрезан от метрополии. Да, страна вроде бы завоевана. Но именно «вроде бы». Потому что все держится исключительно на силе оружия. Сопротивление населения растет. Армия тает, и пополнений ждать неоткуда. Сколько можно так просидеть? Главное, что это сидение лишено всякого смысла. Потому что ни одна из задач кампании, по большому счету, не решена. Тут уж ловить нечего. А в Париже… Кто знает, как там все повернется?
