[83]
хода она не блещет шесть-восемь узлов в надводном положении, а под водой с трудом можно выжать пять узлов, да и то на очень короткий срок: аккумуляторные батареи быстро садились.
Корабль наш походил на огромную стальную сигару, начиненную механизмами и без единой водонепроницаемой переборки. При малейшем повреждении корпуса вода могла залить всю лодку. Конструкторы стремились любой ценой уменьшить вес корабля, жертвуя даже его живучестью.
Вооружение состояло из четырех торпедных аппаратов: по два в носу и корме.
Рабочая глубина погружения — до пятидесяти метров. Помню, в первом же походе я заметил, что командир глаз не сводит с глубиномера и, едва стрелка приблизится к цифре «40», громко командует: «Боцман, точнее держать глубину, не ходить дальше сорока метров!» На рулях глубины нес вахту старый подводник боцман В. И. Корнеев. Он, хитровато улыбаясь, докладывал: «Есть, точнее держать! Глубина 35 метров!»
Остальные четыре лодки относились к типу «АГ». Собраны они были уже на советских заводах, хотя и по проекту американского инженера Голланда. Они в два раза меньше нашей, но во всех других отношениях превосходили ее: имели водонепроницаемые переборки, больший ход и в носу четыре торпедных аппарата.
Но вернусь к самому началу моей службы на подводной лодке. Командир «Политрука» Владимир Петрович Рахмин, познакомившись со мной, вызвал старшего помощника.
— Вот вам штурман, — сказал он ему. — Возьмите его под свою опеку. Пусть изучает корабль, а через две недели я сам проверю…
— Есть, будет исполнено! — четко ответил Кирилл Осипович Осипов человек среднего роста, с хорошей строевой выправкой. Я уже отметил про себя, что на корабле он пользуется уважением и его даже слегка побаиваются, хотя он и сдержан, приказания отдает, не повышая голоса.
С утра и до вечера я лазал по лодке в сопровождении боцмана или одного из старшин, делал заметки в толстой тетради, по вечерам изучал чертежи. Старпом ежедневно просматривал мою тетрадь и, наверно, докладывал коман-
[84]
диру. Комиссар Тимофеев тоже интересовался, как протекает учеба, подбадривал меня:
— Не смущайтесь, поначалу у вас, наверно, сумбур в голове. А пройдет время, и все уляжется…
И я занимался еще настойчивее.
Через две недели командир пошел со мной по всей лодке, проверил мои знания и, кажется, остался доволен.
В. П. Рахмин все больше и больше начинал мне нравиться и уже казалось, что это лучший из всех командиров лодок на дивизионе. Всегда опрятно одетый, чуть суровый, хмурый на вид, Владимир Петрович был строг, иногда даже резок, но всегда справедлив и, что очень важно, никогда не ущемлял достоинства своих подчиненных.
Наш отдельный дивизион подводных лодок был тогда единственным солидным боевым соединением флота. Ведь кроме него в строю находились лишь эсминец типа «Новик», только что восстановленный и названный «Незаможником», старый крейсер «Коминтерн» — так назывался теперь знаменитый «Очаков», на котором лейтенант Шмидт поднял красный флаг в 1905 году, несколько не менее старых канонерских лодок, тральщиков да дивизион торпедных и сторожевых катеров. Морская авиация лишь начинала зарождаться. Восстанавливались старые батареи береговой обороны. С этого начинался советский Черноморский флот. И все эти древние старики нам очень пригодились, на них росли, воспитывались и обучались кадры будущего могучего флота.
С радостью узнали мы, что Советское правительство приняло решение строить новые подводные лодки по проектам советских конструкторов, а находящиеся уже на стапелях легкие крейсера и эсминцы вооружить современной артиллерией. Все эти решения очень скоро стали осуществляться, и Северная бухта Севастополя перестала служить только одному старику — «Коминтерну».
Боевая подготовка подводных лодок в те дни имела ряд особенностей. Сейчас она покажется очень примитивной. И рассказываю я о ней с единственной целью показать читателю, как далеко мы шагнули вперед. Это был начальный этап нашего роста. Он далеко позади. Но именно от него начинался победный курс нашего флота в просторы Мирового океана.
В море, на специальные полигоны, мы выходили поч-
[85]
ти каждый день, кроме субботы, воскресенья и понедельника. Возвращались в базу всегда к ужину — к 18 часам. Командный состав и сверхсрочники, не занятые дежурством, увольнялись на берег ежедневно, в воскресенье вообще разрешалось не являться на службу всем, кроме дежурных. Этот день считался для всех днем отдыха. Краснофлотцы же увольнялись на берег в среду, субботу и воскресенье.
Полигоны для учебы и тренировок находились в прибрежной полосе, почти у самого Севастополя, что позволяло сократить переходы в надводном положении. К тому же на подходе к главной базе и другим портам Черного моря еще сохранялась минная опасность со времен первой мировой и особенно недавних лет гражданской войны. Минные поля тралились, но тральщиков не хватало, к тому же траление на море дело не только опасное, но и долгое.
Не раз мы обходили минное поле, и командир обращался ко мне с грозным предупреждением:
— Штурман! Будьте внимательны! Однажды мы тут вышли за кромку фарватера и кормовыми рулями поддели мину. Всплыли с ней вместе. К счастью, все кончилось благополучно…
После таких напоминаний пробегал холодок по коже. Я спешил на мостик, чтобы лишний раз взять пеленги на маяки и точнее определить свое место.
В первой половине лета лодки отрабатывали одиночные задачи, главным образом срочное погружение, с тем чтобы в случае обнаружения «противника» быстро уйти на глубину. Но как мы ни старались, а меньше чем за три-четыре минуты срочное погружение не получалось. И это еще считалось за благо…
Ближайший к базе учебный полигон, напротив селений Кача и Бельбек, делили на зоны «А» и «Б». Нам осточертели ежедневные хождения в эти «ванны», и краснофлотцы — вечные остряки и балагуры — сложили песню, которая заканчивалась припевом:
Если хочешь умереть от скуки,
Сходи, товарищ, в «Аз» и «Буки"…
Во второй половине лета начиналась тактическая подготовка всего флота. Корабли собирались в Тендровском заливе.
[86]
Однажды пришел туда и колесный старец «Красный моряк» со всем штабом и Реввоенсоветом флота. Флот отрабатывал отражение ночных атак торпедных катеров и другие задачи. Подводникам эти сборы мало что давали, так как погружаться в заливе из-за малых глубин мы не могли. Видимо, наше присутствие на сборе было необходимо для создания большей масштабности.
