Итак:
Если ты считаешь, что за эти долгие годы я тебя забыл, то ты ошибаешься.
Но пойми, когда у человека не ладится, он становится таким уязвимым, что перестает писать.
Сердечное тебе спасибо за твой добрый привет в письме Акселя, этим приветом ты облегчил мне начало письма.
...
Теперь-то всё у меня в порядке!
Надеюсь, мне больше не придется молчать от стыда. Я прекрасно знаю, что ты ни словом не упрекнул бы меня, даже если б я написал тебе, где я. Это-то меня и мучило. Ты понимаешь меня, правда?
Избави тебя Господь, Эрик Кнудссен Фрюденлюнд, испытать то, что испытал я! Ты и представить себе не можешь, как у меня порой подводило живот. И в Америке, и здесь, дома. Сколько раз мне случалось есть всего лишь раз в неделю. Я сидел и жевал спички. Сухая пища, друг мой! И твердая! Черт бы ее побрал!
Но теперь-то у меня все в порядке!» [60]
Дела шли все лучше и лучше. У Гамсуна было много работы (в том числе он написал язвительные статьи о Нансене, Ибсене и Ларсе Офтедале [61] ), и он смог, к собственному облегчению, потому что всегда тяжело относился к заемам, вернуть большую часть долгов своим старым друзьям.
* * *
Теперь к Гамсуну пришел настоящий успех. Он стал модным. У него появились верные друзья в Копенгагене, и среди них – Эрик и Амалия Скрам. Они, собственно, и представили его литературному обществу Дании.
Эрик Скрам всегда стремился помочь молодым норвежским писателям, особенно в то время, когда интерес его соотечественников к норвежскому искусству и литературе, господствовавшим в культурной жизни Копенгагена в 1830-е годы, стал пропадать. Он помог литературной карьере не только Гамсуна, но и другого норвежского писателя – Габриэля Финне.
В 1889 году Кнут был приглашен на Рождество к Георгу Брандесу.
«Эта была еще одна большая победа, – пишет Туре Гамсун. – Первый раз он был допущен в такой изысканно культурный дом, где полы были устланы мягкими персидскими коврами, кресла – глубоки и удобны, а стены – украшены картинами французских мастеров в светлых рамах. Здесь Гамсун впервые увидел Сезанна, К. Моне, Э. Мане и Гогена – произведения, которые год назад были выставлены в Копенгагене и произвели сенсацию. Для Гамсуна это был новый язык и новая красота, а живой остроумный маленький доктор был гостеприимным хозяином и делал все, чтобы Гамсун чувствовал себя здесь как дома» [62] .
У Кнута появляется много новых знакомых и покровителей, но не забывает он и старых друзей. В 1889 году Гамсун несколько раз ездит в Кристианию, но неизменно возвращается в Копенгаген, где ему хорошо работается. Он понимает, что ключ к его успеху в жизни – «Голод».
Гамсун работает так много, а нервы его так напряжены, что он вынужден отказываться от приглашений, часто очень выгодных для него. Так, он даже отверг приглашение самого Бьёрнсона, кумира юности, который предложил молодому писателю приехать к нему и пожить в Аулестаде целый год, прекрасно понимая, что не сможет ничего написать в усадьбе, где постоянно ведутся интересные беседы и где всегда много гостей!
В это же время приходит предложение от Норвежского национального театра в Бергене возглавить его. Гамсун был тронут и обрадован приглашением, однако, несмотря на фантастическое годовое жалованье в четыре тысячи крон, с легкой душой отказался. Как он объяснил друзьям, ему было лестно получить предложение, потому что ранее эту должность занимали и Бьёрнсон, и Ибсен, но согласиться он не мог, поскольку почти не разбирался в театре. Но основной причиной, вероятно, было опасение вновь оторваться от работы над «Голодом». Такой роскоши Гамсун себе позволить не мог!
Весной 1890 года книга была завершена и практически тут же напечатана.
* * *
«Голод» можно считать автобиографическим произведением, в котором рассказывается о страшных и горьких месяцах жизни писателя в Кристиании.
Ледяное равнодушие, пренебрежение, черствость и жестокость – вот с чем приходится сталкиваться герою книги, испытывающему моральные и физические мучения. Лишь на самом дне, в жалких, грязных «комнатах для приезжих» герой находит сострадание и понимание. Общество ничего не хочет знать об «униженных и оскорбленных», о тех, кто оказался за бортом, чтобы никоим образом не нарушить свой покой.
«Голод» невозможно уложить в какую бы то ни было традиционную схему, невозможно даже определить жанр книги. Сам Гамсун не хотел называть «Голод» романом, а один из критиков в рецензии писал, что «это произведение нельзя назвать ни романом, ни новеллой, ни рассказом. Ему тесно в рамках понятий, разработанных до настоящего времени эстетической наукой. Это оригинальная, добротно выполненная работа, эпос в прозе, „Одиссея“ голодающего».
Книга, по существу, не имеет сюжета и рассказывает о жизни в Кристиании молодого человека, мечтающего стать писателем.
«Голод» – это поток сознания отчаявшегося, метания души, заключенной в измученном теле. При этом герой «Голода» – не обыкновенный человек, а гений, который не собирается взывать к общественному состраданию, а старается сам преодолеть выросшие на его жизненном пути невзгоды. Ему проще испытывать муки голода, но только не отказаться от собственных амбиций и планов.
«Это герой Достоевского, – писал американский критик Альрик Густафсон, – больной душой и телом, он превращает свою внутреннюю жизнь в сплошной поток галлюцинаций».
Герой «Голода» отдает себе отчет в том, что его состояние, быстрая смена настроения, переходы от отчаяния и гнева к эйфории – результат голода, но, с другой стороны, вызванные этим состоянием возникающие в сознании невероятные картины – это выражение его собственных желаний, надежд, и порождены они его разладом с миром, невозможностью войти в этот мир и найти в нем свое место. Он страдает не только от голода, но и от отсутствия социальных контактов и внутренней неудовлетворенности. Замкнутость человека в своем внутреннем мире делает почти невозможным человеческое взаимопонимание.
По выражению одного из переводчиков «Голода», современного американского поэта Роберта Блая, «живость и острота прозы Гамсуна потрясли всех». Книга написана короткими, емкими фразами, ясные и четкие описания чередуются с намеренно субъективными и многозначительными.
«Голод» был написан в то время, когда Артур Шопенгауэр, Эдуард фон Гартман, Фридрих Ницше, Август Стриндберг призывали обратить внимание на сложные подсознательные силы, которые управляют человеческой личностью.
