Бусыгин смущенно замолчал.
— Ну, чего смолкли? Понимаю: домой тянет, в Россию. А ты долби эту чертову дорогу. А что делать? Все начинается с дороги, она — ниточка жизни. Эх, деды наши строили дороги — любо-дорого. С какой любовью, камушек к камушку. А какие мосты, виадуки, туннели — и все ведь руками. А мы сегодня должны работать в сотни раз лучше — у нас такая техника и технология, что дедам нашим и не грезилось. Вот, товарищ Бусыгин… Как звать-то? Николай Александрович… Учтите еще вот что: здесь, на Асуане, не только крушится гранит, а еще и ломается психология людей. Понятно? Эх, мне бы ваши годы! Когда сейчас говорят о молодом поколении, это говорят уже не о нас — комсомольцах тридцатых годов, — мы давно сняты с комсомольского учета. Но на земле мы оставляем заметный след. И на Волге, и на Ниле. Река Нил — тоже магистраль человечества, да еще какая! И не горюйте, Николай Александрович, скоро увидите свои Уральские горы, лиственницы и березы. Ну, еще увидимся, Бусыгин.
Николай Александрович с удивлением смотрел, как этот с виду медлительный, грузный, но чрезвычайно легкий на ногу человек зашагал по песку и камню так, словно под ногами у него был пружинистый ковер мхов.
«Скажи, пожалуйста, — размышлял он, — почему этот человек с такой нежностью говорит о Ниле, словно он пережил тут лучшие дни жизни? Он — настоящий строитель. Созидатель. И здесь, далеко от Родины, он тоже строит для людей. Этот неторопливый, глыбистый человек несет в себе огромный и драгоценный опыт и память. Да, именно такие люди прорубаются сквозь дебри тайги, через хребты, идут без тропы по горам, перегораживают могучие реки. Днями на стройках, а по ночам проектируют свои варианты. Строитель, ах, строитель!»
Бусыгин был радостно возбужден встречей с Комзиным и ему уже не казалась столь изнурительной эта война с неподатливой природой Асуана. Он снова был полон жгучего интереса к своему делу. Смотрел на Нил, который, разбиваясь на два рукава, обтекал большой каменистый остров. Смотрел на причудливые берега, на черный, розовый и серый гранит, вылизанный разливами реки. Да, это — работа воды за тысячелетия. А нынче за несколько лет надо здесь создать чудо!
«В России скоро будете», — вспомнил Бусыгин слова Комзина. И как это часто бывало с ним за границей, при слове «Россия» в его воображении появлялась река Миасс или озеро Первое с его широкой гладью. А то мерещился Невский проспект, весь залитый огнями в ненастные сумерки, чернильный асфальт, устланный прилипшими листьями. Россия… Как не похожа ты на Египет!
Через несколько дней Бусыгину дали новое задание: объезжать деревни и участки, где имеется советская техника, и давать консультации, помогать в ремонте. Со своей «летучкой» он буквально исколесил страну. Был и в песках Западной пустыни, и опять в Александрии. Два года колесил по древней земле. И годы эти оставили в душе его глубокий след.
За трудовой героизм на строительстве Асуанской плотины Бусыгин был награжден орденом «Знак Почета».
Николай Александрович с семьей возвратился в Челябинск весной. И не утерпел: выехал за город поглядеть на уральскую весну, по которой истосковалась его душа.
Где-то в угреве, в затишье засветилась солнечная капелька на крохотном зеленом стебельке — весенний первенец мать-и-мачеха. Со всех полевых, лесных и луговых высоток ударились в бег ручьи. Закипели, забурлили речки, даже те, которые летом текут смирно и тихо. Пришла водополица…
Бусыгин хорошо знал эти места — он исходил их и изъездил вдоль и поперек. И теперь, вдыхая свежий, наполненный влагой весенний воздух, вспоминает все, что пережито и пройдено в этом краю: испытания танков, всякие происшествия и невзгоды, дружеские беседы у костра с друзьями… Он шел, не разглядывая дороги. На нем были высокие болотные сапоги и меховая куртка. Под ногами чавкала болотина, без треска сминались изгнившие стволы и перевертывались замшелые коряги. А он все шел, счастливый от мысли, что снова дома, на Урале. Николай Александрович вовсе не примечал лесную суету. Легкий ветерок, подувший со стороны озера, вдруг унес мысли Бусыгина — и к Нарвской заставе, и к Неве, и к тихой Увельке, и к грозному Уральскому хребту. Сколько же это лет прошло? Он полной грудью дышал лесным весенним воздухом. Потом вышел к озеру, оглядел его ширь, окинул взглядом берега и с нежностью необыкновенной не то выговорил, не то подумал: «Ах, Россия».
Николай Александрович вернулся домой, стянул болотные сапоги и долго сидел по-домашнему в шерстяных носках, уж давным-давно прожженных от костров во время рыбалок и охоты. Он наслаждался покоем, отдыхом.
Людмила Васильевна, хлопотавшая на кухне, окликнула мужа: «Николай, ты где бродил?»
— Да так, дышал воздухом.
И через минуту:
— Послушай, человек-бродяга, что это за страна Мали?
Бусыгин удивился, встал с дивана и пошел к жене на кухню.
— Мали? Понятия не имею. А что это ты вдруг, Люда, о Мали вспомнила?
— Возьми на письменном столе — тебе депеша из Москвы, из Трактороэкспорта.
Бусыгин быстро зашагал к письменному столу, взял вскрытый женой пакет и прочел письмо.
Ему предлагалось готовиться к поездке в Мали для консультации и технического обслуживания отечественных тракторов. На подготовку — два месяца.
— Ну, надышался весенним воздухом, Бусыгин? — насмешливо спросила Людмила Васильевна. — На чем поедешь-то: на ослах или на верблюдах?
Николай Александрович решил отшутиться:
— Знаешь, Люда, есть такой старый анекдот про одного неловкого кавалериста, который, сев на лошадь, начал сползать с седла к хвосту, а потом сказал: «Эта лошадь кончилась, дайте другую». Вот и у меня: ОАР кончилась, давайте Мали. — И, увидев, что жена шутку не приняла, спокойно сказал: — Что ж поделаешь, женушка, такая у меня работа…
До столицы Республики Мали — Бамако пришлось добираться через Алжир. Самолет пересек всю Республику Мали от границ Алжира на юго-запад. В общем пролетели территорию, равную двум Франциям.
Даже с высоты в несколько тысяч метров можно было многое увидеть на земле. Бусыгин не отрывался от иллюминатора. Он видел и реки с мощными порогами и водопадами, и плоские равнины, и саванны с отдельными группами деревьев, и пустыни, пустыни, пустыни… Около трех четвертей территории республики занимает район Южной Сахары.
В город Бамако прилетели в самую жару. Город, непривычный для советского человека: он состоит как бы из двух равных частей — скромная малоэтажная «африканская» часть и «европейские» кварталы — комфортабельные особняки, выдержанные в «модернистском» стиле, соединенные между собой широким асфальтированным шоссе, вдоль которого находятся магазины, банки, кафе, кинотеатры.
