И чему только могли научиться пионеры и пионерки, многие из которых были уже великовозрастными, от такой вожатой? Им лучше бы послушать про гигиену секса, а то все кусты вокруг были увешаны использованными презервативами. А тут, видите ли, «нравственная парадигма»! Но вопросы секса для Нины были закрытой темой.
Вот так отдохнули мы с Тамарой-маленькой, почти что до самого сентября. С ней было в меру весело, в меру сексуально и в меру спокойно. Никаких коллизий, сцен, скандалов упреков, запретов, нравоучений и других атрибутов сосуществования полов. Я «подумал и решил» (прямо цитата из мисс Витольдовны!), что для жизни это не так уж плохо. Витольдовне бы поучиться такой толерантности!
В конце августа мы вернулись в Москву, где меня ждал целый ряд сюрпризов. Прежде всего, дома я нашел Олю с мужиком, которого она представила «своим другом Юрой». Еврейская внешность, возраст — чуть постарше меня. Юра как-то саркастически поздоровался со мной, сказав что-то вроде «премного наслышаны про вас». Оля, наверное, выболтала! Но, испытав мое костоломное рукопожатие, Юра стал вести себя поскромнее.
Оля наедине сообщила мне, что она будет жить у Юры, и освободит для меня квартиру.
— Можешь встречаться здесь с кем хочешь! — разрешила она мне, — и, вообще, — Оля перешла на шепот, — я планирую уехать жить за границу! Да, да, не удивляйся! Юра — еврей, я выйду за него замуж и уеду с ним в Израиль, а там — в Америку! Но у меня к тебе две просьбы, как к другу и бывшему мужу. Первая — напиши справку, что я, как бывшая жена, нахожусь у тебя на содержании. Не таращь на меня глаза — иначе наша советская власть будет судить меня за тунеядство, я же официально не работаю! Вторая просьба серьезнее — я освобождаю тебе квартиру, поэтому собери мне, пожалуйста, денег на мое обустройство за границей. У тебя есть в запасе годик-полтора. Тысяч пятнадцать хватит, рублей, конечно!
— Один доллар — шестьдесят копеек! — глубокомысленно напомнил я Оле официальный курс доллара.
— Не надо, не надо! — возмутилась Оля, — на «черном» рынке за доллар аж три рубля дают!
— А на «белом», то есть при выезде за кордон — меняют шестьдесят копеек на доллар, — настаивал я.
— Господи, да не все ли тебе равно, на сколько долларов я сумею разменять твои рубли! Чем больше дадут, тем лучше! — миролюбиво заключила Оля.
Я согласился собрать денег, благо я уже откладывал все гонорары за книги, оплату за научную работу и изобретения. У меня на сберкнижке уже было тысяч двадцать рублей. Конечно, комнату в коммуналке, что была у Оли, можно бы «купить» (то есть прописаться с уходом из нее бывшего жильца) тысяч за пять, не более. Но Оля для меня была близким человеком, я ей многим обязан, да и виноват изрядно перед ней. Итак, Оля исчезала с моего сексуального горизонта.
Далее, позвонив Тамаре Ивановне, я узнал, что она привезла с собой из Чегета жениха, который живет у нее. Но она пока твердо не решила (а может, это он не решил), выходить за него замуж, или нет.
— Прогоню — будем с тобой встречаться как раньше; выйду замуж — найду способ, как изменять мужу! — жизнерадостно сообщила Тамара. — А пока — беру «тайм аут»!
Но новость, которую я узнал в ИМАШе, была просто ужасной. Мне сообщили, что у Лики на море утонул муж — Владислав Ульянов. Это было ужаснее еще и оттого, что опять сбылись мои слова, которые я сказал в своем «особом состоянии». И связь с Ликой, и гибель ее мужа по собственной вине — все было отражено в моих словах, произнесенных в присутствии Элика голосом Буратино! Я немедленно зашел в отдел, где работала Лика, и едва узнал ее. На ее месте сидела осунувшаяся и, казалось, постаревшая женщина. Я чуть было не спросил ее, где Лика. Она вышла, и мы уединились в закутке коридора.
Лика заплакала и закурила, хотя я раньше никогда не видел ее с сигаретой.
— Ты все знаешь? — спросила она меня.
— Знаю, но не все, — тихо ответил я, — жду твоих комментариев.
— Итак, — вздохнув, начала Лика, — мы поехали в санаторий Министерства Обороны, что в Сухуми. Да ты, наверное, хорошо знаешь его? — я кивнул. — Владик прекратил прием анаболиков уже весной, страшно похудел, куда-то исчезли все его мышцы. Он начал «чистку» организма, хотел снова стать полноценным мужчиной и человеком. Ты знаешь, как это происходит? — я снова кивнул. — Владик пил каждый день бутылку водки и много воды, а чтобы вывести эту воду, принимал мочегонное, причем в больших количествах…
— А калий? — быстро спросил я.
Лика горько усмехнулась.
— Вот этого-то мы и не учли! И я хороша — кандидат наук все-таки, должны же быть хотя бы элементарные познания в медицине! А Владик вообще советовался только со своими тупоумными «качками»! У нас же все сведения о допингах за семью печатями! Начнешь у врача команды консультироваться, а тебя сразу заподозрят, на партсобрание вызовут! Тьфу! — вспылила Лика. Вот так он и продолжал пить водку и много мочегонного. В туалет бегал каждые полчаса.
И в Сухуми у него вдруг начались судороги — то ногу сведет, то руку. Я ему массаж делала, видела как он хочет избавиться от свой беды. Купили «но-шпу», судороги чуть поутихли. Обрадовались мы, что вроде все как надо идет. Я уже и водку вместе с ним пить стала, чтобы помочь ему.
— Знаешь, — как-то в постели признался мне Владик, — а я ведь почти что изменил тебе с год назад. Пристала некая женщина, как оказалось, любовница одного профессора и бывшего спортсмена-штангиста. Пришлось лечь с ней в постель — она без ума была от моего тела. — Тебе, — говорит, — в подметки не годится мой бывший! А когда коснулось дела, как я ни старался — ничего не вышло. Пришлось сказать ей, что жена у меня красавица, а она — не в моем вкусе. Боюсь, — говорит, — что она своему «бывшему» все расскажет, а он часто в твоем институте бывает. Пойдут гулять сплетни. Хотя бы уж скорее настоящим мужиком стать, все сделаю для этого!
— И тут я совершила ошибку — сказала, что знаю этого «бывшего» и назвала твою фамилию, — призналась Лика. — А потом уже ошибку роковую — выпила, дура, и призналась, что была с тобой. А он только и спросил: «Ну и как этот штангист в койке?» Я и сказала как.
Посмотрел Владик мне так пристально в глаза и повернулся к стенке.
— Может и прощу тебе это, когда опять мужиком стану, но только не сейчас! — прошептал он в стенку.
— А назавтра пошли мы с ним на море купаться, ты знаешь, там пляж весь в спасателях и наблюдателях. Было десятое августа… — Лика всплакнула, и, утерев слезы, продолжила, — плывем вместе, чувствую, Владик задыхается. Перевернулся он на спину, лежит, пытается отдышаться. Вдруг глаза его закатываются и тело как-то задергалось. Я — к нему, голову поднимаю, чтобы не захлебнулся, ору благим матом, машу рукой. Помогите, мол, тонем!
