Он часто приезжает в какой-нибудь колхоз, соберет и стариков, и молодежь. Они поют, пляшут, бесчисленно рассказывают о войне, о революции, о колхозной жизни, о строительстве. Он превосходно знает сельскохозяйственное производство, потому что не со стороны наблюдал его, а умеет и сам участвовать в нем.
Шолохов принимает близкое участие в общественной жизни станицы. Он член ВКП(б) и член райкома партии. При его помощи организован театр молодежи в станице.
Он – отличный семьянин. Трое ребятишек.
* * *
Несколько лет тому назад Шолохов поехал за границу и было помер с тоски. Он попал в Берлин. Чуждый язык, особый строгий уклад громадины-города подавляли его. А перед ним все стояли золотые под солнцем степи, без конца и краю размахнувшиеся в теряющуюся по краям синеву. Синел перед глазами тихий Дон, уютный, весь в зелени его уголок под Вешенской станицей, колхозные собрания, веселые сборища, песни и пляски казачьей молодежи, нет, не мог вытерпеть Шолохов, поехал на вокзал, в вагон – и на милую родину, такую милую, родную, что ни забыть ее, ни надолго оставить невозможно.
В 1935 г. он снова поехал за границу, теперь возмужавший, теперь уже, кроме «Тихого Дона», автор «Поднятой целины», вещи, которая открыла глаза зарубежному читателю на удивительный процесс единственной в мире переделки индивидуалиста-крестьянина, мелкого хозяйчика в коллективиста, в социалистического работника.
Произведения Шолохова по своей правдивости, искренности, по своей внутренней красоте и художественной убедительности, по своей красочности, по своему умелому психологическому анализу нашли широкий доступ в сердца зарубежных читателей. Его вещи переведены на все европейские языки.
Его поездка в Данию вызвала огромный интерес в широких кругах Дании, Швеции, Норвегии. «Тихим Доном» и «Поднятой целиной» в переводах зачитывались. Он разбудил в скандинавских странах своими вещами огромный интерес к советской литературе, к советской культуре. Скандинавских читателей нагло всегда обманывала буржуазная печать, которая в лучшем случае замалчивала достижения советской литературы, советского искусства, советской культуры, в худшем случае – несла тупую околесицу, расписывая большевиков как полудикарей, у которых не может быть талантливых произведений. И вдруг датчане, и шведы, и норвежцы собственными глазами стали читать в переводах прекрасного советского художника, развернувшего огромные полотна, равных которым не найдешь в буржуазных странах в теперешнее время.
Но не только стали читать, они увидели воочию этого писателя, они услышали его, этого представителя незнаемой советской литературы, о которой так злобно и упорно, так долго лгала буржуазная печать или с ненавистью упорно молчала. А он, вот он стоит живой представитель литературы прекрасной советской страны. Ему задают массу вопросов обманутые читатели, и он спокойно и ясно отвечает, и обман постепенно рассеивается. Это – победа, победа – вторгнуться в чужое, искусственно созидаемое буржуазной печатью непонимание и разломить его.
Своими прекрасными произведениями и своей поездкой в зарубежные страны Шолохов сослужил большую службу народам СССР. Он хорошо поработал над уничтожением той неправды и лжи, которой оплетает буржуазная печать своего зарубежного читателя.
1937 г.
Однажды в Москве мне позвонили по телефону, и я услыхал в трубке типичный донской казачий выговор.
– С вами говорит земляк, – заявил говоривший.
– Что земляк – это я слышу всем опытным ухом, – ответил я, – но кто именно?
– Шолохов.
– А уж это я слушаю всем любящим сердцем.
– Что вы тут в Москве летом страдаете? Разве вам не хочется в своих краях полынку понюхать?
С М.А. Шолоховым мы не только земляки, так как выросли на Дону, но и – соседи. Когда я прочитал первые страницы «Тихого Дона», где говорилось о станции Миллерово и о дорогах к ней, я почувствовал себя в родных местах. Пяти лет я был привезен с Украины на станцию Миллерово и там, в пяти верстах от нее, прошло все мое детство, отрочество и первая моя юность.
Теперь Миллерово – город, полвека тому назад здесь был только вокзал, почтовая станция да два-три домика. Кругом степь, а за речкой, которую переходили без моста вброд и которая за это названа «Глубокая», видны были красная и зеленая крыши двух помещичьих домов братьев Миллер с рассыпанным по холму бедным хуторком. Хуторок, понятно, назывался Миллеров. Но почему за городом оставлено имя помещика Миллера – непонятно.
Позапрошлым летом я ехал из Москвы на Дон вместе с Михаилом Александровичем. Он – до Миллерово, я – до Новочеркасска, самого любимого моего города. Мы подъезжали к станции Миллерово. Из окна вагона видна была та самая «Мокрая Журавка», в которой я вырос и которую изобразил в одном из своих главных рассказов «Мокрая Балка». Был знойный июльский день. Дождей все лето не было. Все кругом было выжжено. Вдали за балкой виднелся Красный курган, которому в моей повести отведено большое место. Курган зыбился, плыл и таял в раскаленном воздухе. По балке разбросаны те самые хаты украинцев, елецких и ливенцев, которым столько места было отведено и в моей душе, и в моих повестях… В стороне старое кладбище, сровнявшиеся с землей могилы моей матери, отца, деда, бабки, братьев, сестер… Там мое тяжелое безотрадное детство прошло среди этой безотрадной, унылой природы! Безысходной тоской пахнуло на меня теперь, спустя несколько десятков лет.
Я указал Шолохову на эти невеселые родные места. Но, к моему удивлению, он пришел в восторг – и от унылой степи, и от сожженных степных трав, и от кургана и трех тополей, осенивших маленькую деревянную церковку, которая видала вокруг себя столько человеческого горя… Два донских писателя с любовью и увлечением заговорили о родной природе, о запахе серого полынку.
Близок и дорог мне этот большой писатель, так чудесно чувствующий донскую природу, ту самую природу, которая с детства и на всю жизнь вошла в мою душу.
Я начал свою литературную деятельность гораздо раньше Шолохова. Я начал ее с описания вот этих самых мест, с описания Тихого Дона и его людей. Всю силу своей любви, восторга и печали я вложил в эти описания. На земле нет для меня более дорогого, близкого и любимого места, чем Тихий Дон и его широкие грустящие и грезящие поля.
Шолохов своим огромным талантом всегда заставляет меня снова и снова переживать мою большую любовь. Этим он мне близок и дорог.
I
1940 г. выделяется в биографии М.А. Шолохова. Это год окончания «Тихого Дона», и год юбилейный: прошло 15 лет со времени опубликования первого сборника рассказов Шолохова.
