Однако это не портрет Зиновьева. У сталинского врага № 2 было широкое, мясистое, безусое и безбородое лицо и не очень выразительные глаза. Он был умным человеком и хорошим оратором, но в нем не было энергии полета, которой буквально заряжен рисунок. Такой энергией обладал враг № 1 – Лев Троцкий. Вот здесь уже явно большее сходство: клинышек волос, висящий на кончике подбородка, крупный нос, сливающийся с линией усов, и пронизывающий до костей взор. Посмотрите на его фотографии времен революции или рисунки Юрия Анненкова, вы убедитесь, что в рисунке Сталина злой дух Троцкого ухвачен. Сталин завистливо возненавидел его с первого мгновения их первой встречи в 1906 году и не забывал о своей ненависти до последнего дня, навязывая эту злобу окружающим – и даже нам. О том, что у него с Троцким была не просто политическая борьба, а личная, глубинная ненависть, он не стеснялся признаваться публично. В интервью Эмиля Людвига есть такой эпизод. На заявления Сталина о том, что высланного за рубеж Троцкого все давно забыли, писатель уточнил:
« Людвиг. Совсем забыли?
Сталин. Вспоминают иногда – со злобой.
Людвиг. Все со злобой?
Сталин. Что касается наших рабочих, то они вспоминают о Троцком со злобой, с раздражением, с ненавистью» [95] .
И все же на рисунке не Троцкий. У него даже к старости не было таких глубоких залысин, и он на людях почти никогда не снимал пенсне или очки.
В 1923 году у Сталина был верный союзник против всех старых членов ленинского ЦК – Николай Бухарин. Я читал письма Бухарина этих лет Сталину, в которых тот брал тон советчика – Старика (Ленина) по отношению к младшему коллеге. Сталин терпел и слушался, пока занимался низложением Троцкого, Каменева, Зиновьева. Потом, в 1928 году, то же произошло и с Бухариным. Тогда Бухарин и назвал генсека: «Чингисхан с телефоном». Но еще раньше Сталин дал и ему убийственную характеристику: «Помесь лисы со свиньей». Говорят, у «мягкого как воск Бухарчика» (Ленин) были большие, прозрачные, как у ангела, глаза. Но на последних фотографиях и на съемках со смертного процесса в профиле Бухарина легко заметить отблеск сталинского рисунка. Генеральный прокурор СССР Андрей Вышинский в своей заключительной речи сознательно воспроизвел эту сталинскую характеристику, добавив немножко злобы и от себя: «Проклятая помесь лисы со свиньей». Думаю, что предсмертное оскорбление было вложено в его уста мстительным вождем.
На рисунке изображен Бухарин. И все же перед нами собирательный образ врага, такой, каким он привиделся Сталину.
«Портрет “Зиновьева”». Автограф Сталина. Из архива И.В. Сталина
Зиновьев
Троцкий
Каменев
Бухарин
Пятая точка – рисунки Сталина на полях «Истории» Дмитрия Иловайского
Историк Дмитрий Иванович Иловайский не был автором каких-либо глубоких исторических концепций, но был трудолюбив, писал свои сочинения легко и увлекательно, да так, что нередко увлекался и сам. Он родился в 1832 году, в то время когда еще был жив Пушкин, а умер при советской власти в 1920 году. В последние тридцать лет XIX века он был одним из самых популярных официозных историков, так как придерживался монархистских убеждений, был ярым антинорманистом, но, в свою очередь, выдвинул идею сближения Древней Руси с гуннами. Поскольку именно он был автором десятки раз переиздававшихся учебников по всеобщей и русской истории для средней школы, то многие образованные люди, чьи школьные годы пришлись на 70—90-е годы позапрошлого века, были искренне убеждены (например, поэт Николай Гумилёв) в мощной «гуннической» составляющей нашей истории.
В Тифлисской духовной семинарии, в которой учился Сталин в 90-е годы того же XIX столетия, гражданскую историю преподавали, скорее всего, по учебникам Иловайского. Но точно об этом неизвестно. Однако в советское время, в середине 30-х годов, когда Сталин инициировал широкомасштабную работу по подготовке унифицированных учебников истории в неовеликодержавном, а точнее – в сталинистском духе, он лично углубился в изучение некоторых дореволюционных изданий. Среди тех книг, на которых сохранились пометы Сталина, есть и «Средняя история. Курс старшего возраста. Составил Д. Иловайский. Издание пятое, с сокращениями. М., 1874». Книга эта интересна не только тем, что на ней сохранился редкий штамп «Лицей цесаревича Николая», или тем, что она содержит многочисленные пометы и даже нелицеприятные оценки вождя. Например, на последней странице он крупно витиеватым подчерком написал: « Много неверного в этой истории Х.Х.Х.! Дурак Иловайский!.. » Книга интересна тем, что на ее страницах сохранилось несколько рисунков Сталина, сделанных пером, чернилами в том же стиле, что и портрет «Зиновьева».
Три намеченных пером профиля мужественных, усатых и бородатых красавцев остались на последних листах учебника по соседству с оглавлением и картой Европы IХ века. Неясно, чем были навеяны эти образы, но очень может быть, что именно так представил себе Сталин средневековых венгров, австрийцев и испанцев. Если это «венгры», то, скорее всего, периода правления прославленного короля Матвея Корвина. К этой догадке подталкивает не только определенное типологическое сходство, но и то, что на одной из страниц учебника, где идет рассказ о деяниях Матвея Корвина, Сталин написал тем же пером по-венгерски: «
Ma’tya’s uta’n ninesigarza’g!» [96] Он сделал обратный перевод (с русского языка на венгерский) мадьярской поговорки: «После Матвея нет более справедливости». Конечно, Сталин не знал венгерского языка, как он не знал немецкого, французского или латыни. Но и на всех этих языках он оставил небольшие пометы на других книгах, переписывая их из примечаний, сверясь со словарями или спрашивая знающих языки людей. Впрочем, эту старинную поговорку он мог заучить, общаясь с венграми на фронтах Гражданской войны или по делам Коминтерна. Но важнее другое – Сталин воспринимал историю «по-школьному», через образ, будь то литературный образ или рисунок, киноизображение. Новые школьные учебники истории, выпущенные перед войной, содержали обезличенный и выхолощенный текст, но в то же время – большое количество иллюстраций и фотографий, что было редкостью в массовых учебниках дореволюционной поры. Сталин лично следил за идейным содержанием и техническим качеством этих иллюстраций. О том, что история была для него как нечто вроде серии «комиксов» на советский лад, говорят обильные иллюстрации в сталинских школьных учебниках, потоки безвкусных живописных полотен на батальные и исторические сюжеты в выставочных залах и музеях и особое пристрастие вождя к фильмам той же тематики. Даже самые талантливые произведения кинематографистов, даже гениальные фильмы Сергея Эйзенштейна об Иване Грозном и Александре Невском – это с научной точки зрения всего лишь иллюстрации наивного видения вождя образов князей и царей, вождей и врагов, народа и героев и т. д. Но без этих псевдоисторических, идеализированных, как и сталинские рисунки, образов невозможно нарисовать исторический портрет самого Сталина.
