Все это они оставили нам «в наследство». Вскоре появились представители партизанской армии, которая закрепилась на этих местах, и в течение ноября в Психико установилась партизанская власть, пользовавшаяся военной и гражданской инфраструктурой, оставленной немцами. Это были люди, участвовавшие в организации антифашистского сопротивления под руководством ΚΚΕ. Через них ΚΚΕ учредила у нас «народную демократию».
В новых органах власти главной фигурой была некая Афанасия – владелица киоска на автобусной остановке Фарос. Как и большинство других кадров новой власти, она являлась беженкой из Малой Азии. Обычно эти люди проявляли организационные и деловые качества, необходимые для формирования коммунистического аппарата. Вообще, надо иметь в виду, что беженцы из Малой Азии составляли подавляющее большинство греческих коммунистов. Они, как правило, были бедными, не имели хороших жизненных перспектив и легко попадали в орбиту коммунистической пропаганды.
Итак, Афанасия бросила свой киоск и переехала к нам на улицу Хризантемон, в виллу, хозяева которой вовремя ретировались в более безопасное место. Мы, дети, подружились с ее маленьким сыном и вместе играли. Нашей любимой игрушкой был огромный револьвер, раздобытый мальчиком из боеприпасов матери.
На нашей улице появилась также семья одного комиссара, прошедшего войну в горных партизанских соединениях. Семья состояла из самого комиссара, которого звали Христос Стурайтис, его супруги Ламбринии и трех маленьких ребятишек – Тасоса, Такиса и Йоргоса. Эти дети были членами существовавшей в горах организации юных коммунистов. Их головы были забиты лозунгами и призывами, совершенно нам тогда незнакомыми. Они тоже пели партизанские песни, которые я процитирую дословно (в русском переводе, разумеется):
Это мы, Эллада, твои дети,Которые поднялись в горы,Чтобы воеватьЗа тебя и твою свободу…Мы написалиНа наших знаменах:«Народная демократияБез короля»…Мы не хотим,Чтобы он вернулся в Грецию,Он должен об этом сам подумать —И он, и вся его свита.Мы не будем работать,Чтобы они ели!Мы не боимся немецких пульИли фашистских кинжалов.В наших сердцах мы несемНародную демократию без короля…
От этих ребят мы получили первые сведения о гражданской войне, почувствовали ее вкус. В течение ноября признаки приближения новой битвы стали более заметными. На всех стенах появились революционные лозунги, написанные красной краской, а в расположенных ниже уровня Психико районах Афин начались беспорядки и вооруженные столкновения. Довольно скоро шум сражения начал распространяться, достигнув и наших высот. Мы стали получать и реальные «боевые подарки», вроде шальных пуль и осколков снарядов. Когда в военные действия вмешалась британския авиация, выстрелы стали более целенаправленными – стреляли по всему, что двигалось. У детей нет чувства страха, поэтому мы собирали эти «сувениры» еще горячими и создавали довольно впечатляющие коллекции. Считалось, что, у кого осколки горячее, тот и выиграл соревнование.
Вскоре британские войска предприняли наступление против партизан, расположившихся в окопах и укрепленных пунктах вокруг нашего дома. До начала операции священник нашего прихода Св. Димитрия, отец Иаковос, обошел весь район, предупреждая, что ожидается артиллерийский обстрел. Мы ему не поверили, однако мама сказала, что мы укроемся в подвале. Отец в это время прятался у родственников, потому что партизаны разыскивали его и некоторых других жителей Психико, чтобы арестовать их как классовых врагов. По всему нашему району рыскали патрули ОПΛА (т. н. Организации защиты народной борьбы) [54], военизированной структуры типа советской ЧК.
Я хорошо помню, как такой патруль явился к нам. Он состоял из четырех человек, которые потребовали предоставить им отца, а узнав, что его нет на месте, начали обсуждать, что «надо брать женщину». На наше счастье, в какой-то момент они взглянули на меня и мою сестру и махнули рукой. Тогда самый молодой из патрульных положил руку на дверцу комода, где, как я знал, лежали все наши ценные вещи, и попытался открыть ее. И тут я в первый раз в своей жизни выступил в защиту интересов семьи: «Оставь, это закрыто на ключ». Юноша покраснел, и патруль засобирался восвояси. По прошествии лет я понимаю, что, если бы наши ценности были тогда реквизированы «чекистами», нам пришлось бы очень туго в последующие несколько лет.
Пикантная подробность во всей этой истории заключалась в том, что прятал отца от боевиков ОПΛА его родной брат Гераклис, который, как я уже писал, был юристом и членом упоминавшегося выше народного фронта ΕΑΜ. Впоследствии Гераклис стал одним из ведущих защитников в процессах против коммунистов и левых, проходивших в военных трибуналах на протяжении многих лет после окончания гражданской войны.
Как бы то ни было, визит ΟΠΛΑ мы пережили без потерь, но, учитывая приближавшийся артобстрел, о котором предупреждал отец Иаковос, поспешили переместиться в подвал. Незадолго до этого все наши соседи покинули свои дома, и улица Хрисантемон стояла совершенно пустой. Только мама сказала: «Будь что будет – мы никуда отсюда не пойдем». Обстрел оказался очень сильным и разрушил, помимо окопов, все здания, в которых партизаны могли найти укрытие, в том числе заброшенное административное здание каменоломни – излюбленное место наших детских игр на близлежащем склоне горы Турковунья.
Британская полевая артиллерия стреляла несколько дней. У нас не было воды, и во время передышек мы с сестрой ходили к колодцу, чтобы сделать запасы. Мы уже знали, что если послышатся звуки падающих снарядов, то надо лечь в канаву. Однажды на обратном пути от колодца мы с сестрой услышали характерный звук, не дойдя нескольких шагов до нашего дома. Я замер, стоя у куста олеандра. Элви легла на землю. Осколок снаряда вонзился в землю прямо у моих ног. Мы, конечно, испугались, но воду все-таки принесли и впредь были осторожнее.
В начале января я, как обычно, сидел на возвышении, наблюдая за происходящим внизу, и внезапно увидел, как со стороны британских артиллерийских позиций появились солдаты новой национальной гвардии, осторожно продвигавшиеся в сторону нашего рынка. Когда они приблизились, начальник группы поднял автомат и выпустил длинную очередь по рынку, ожидая ответного огня. Однако ответного огня не последовало – партизаны успели покинуть эти места в течение предыдущей ночи.
Убедившись, что сопротивления нет, гвардейцы заняли наш квартал и, поскольку наш дом стоял на виду, расположили в нем штаб-квартиру. Нам, хозяевам, дали одну комнату на всех, собрав там же всю нашу мебель.
В остальных комнатах соорудили казарму. Разумеется, мы, дети, с большим вниманием за всем этим наблюдали.
Вскоре к нам в дом привели нескольких партизан, захваченных в горах отрядами новой Национальной гвардии. Так мы впервые увидели драматические сцены жестокого обращения с пленными, бессмысленные допросы и побои. Проведя свои допросы, военная разведка арестовала весь гражданский состав «народного правительства» во главе с Афанасией и также привела к нам домой. Там были булочник из Одессы дядя Авраам, чьи сыновья воевали в ΕΛΑΣ, хозяева продуктового
