class="p1">В 1978 году ты навсегда переезжаешь в Мексику, в Куэрнаваку. Тут постоянно чудесная погода. Ты всегда обожала это место и часто проводила здесь зимы. Тебе нравится, что сюда едут люди со всего мира, светит солнце, прекрасные виды, что здесь есть люди с художественным вкусом, которые могут оценить твои экстравагантные наряды. Так же ты любила Капри и приморский Амальфи.
Ты по-прежнему каждый год отправляешься в путешествие – проводишь несколько месяцев в Венеции, в Париже, в Цюрихе. Но теперь тебе хочется остаться именно здесь, в Куэрнаваке. Тут живут похожие на тебя люди, элегантные путешественники, известные художники. Тебе хочется укрыться в этом месте от всего мира.
До отъезда из Парижа ты передаешь в дар государству двадцать три картины. Именно так твои работы попали в музеи Бове, Ниццы, Гавра, Сент-Этьена, Парижа, Орлеана, Нанта и Гренобля.
Твой мексиканский дом называется «Трес Бамбус». Он находится в роскошном и тихом месте, откуда виден вулкан Попокатепетль. Зрелище великолепно. Тебе здесь хорошо. Вокруг тебя собирается круг знакомых, среди которых твой верный друг князь Юсупов, несколько представителей элиты и некий Виктор Мануэль Контрерас, скульптор, которого ты уже встречала в Париже двадцать лет назад.
Актриса Ариэль Домбаль, которая жила в семидесятых годах в Мексике, часто встречала тебя на званых ужинах, поскольку ты дружила с ее семьей. Она скажет: «Тамара любила садиться рядом с молодыми людьми. И иногда отказывалась находиться рядом с теми, кто, как ей казалось, ее старит. Она обожала энергию и красоту молодости. Нам с друзьями доставляло удовольствие проводить время в ее компании. Она вела себя, как подобает женщине ее возраста, но была очень любознательной и разносторонней».
Виктор быстро становится твоим лучшим другом, несмотря на разделяющие вас сорок лет. Он тебя смешит, развлекает. С ним ты чувствуешь себя вечно молодой. Он уважает тебя как художника, ты его – как скульптора. Вы говорите обо всем на свете. О прошлом, о твоем будущем. Ведь ты еще хочешь верить, что у тебя есть будущее, хотя тебе уже за восемьдесят!
Это твой наперсник, твой брат. Он будет знать о тебе все. Ты признаешься ему в прошлых ошибках, в том, что слишком много времени тратила на вечеринки в ущерб своей репутации художника. Ты считаешь, что люди творческих профессий должны разделять работу и развлечения. Кокто тебя об этом предупреждал. Нужно было его слушать. И сейчас ты ужасно об этом жалеешь. Но уже слишком поздно.
Ты делишься с Виктором тем, в какое бешенство привела тебя книга, написанная в 1977 году Франко Марией Риччи. В 1973 году, после выставки в Париже, с тобой связался издатель из Милана. Он был потрясен твоими картинами и хотел выпустить роскошный альбом. Тебе польстило внимание этого милого итальянца, акцент которого напоминал тебе о приятных моментах молодости, и ты согласилась.
Потом ты с ужасом обнаружила, что в этом альбоме приведена твоя переписка с Габриеле д’Аннунцио. Полностью напечатаны ваши письма за 1925 и 1926 годы. А также кое-что из личного дневника его отвратительной экономки Аэлизы с касающимися тебя разнообразными скабрезными деталями.
Несмотря на то что сама книга великолепно напечатана и репродукции картин самого высокого качества, ты ошеломлена тем, что твоя частная жизнь выставлена напоказ.
Вы так не договаривались. Франко Мария Риччи тебя предал.
Ты обращаешься к лучшим адвокатам и сопровождаешь официальное письмо следующими словами: «Я считаю, что текст данной книги оскорбляет мою репутацию художника и мое человеческое достоинство».
Тем не менее книга привлекает внимание, и интерес к тебе возрастает. О тебе снова начинают говорить, твоими картинами восхищаться. В газетах и журналах, вопреки ожиданиям, появляются хвалебные статьи. Ты не была к этому готова. Ты вновь начинаешь раздавать интервью. Выступаешь на телевидении и даже категорично заявляешь: «Я рисую людей не потому, что они знамениты. Я создавала портреты и королей, и проституток. Я пишу только тех, кто меня вдохновляет и волнует».
Еще ты не выносишь, когда тебя называют «забытой» или «неизвестной» художницей. Это приводит тебя в бешенство. Ты говоришь одному журналисту, что никогда не была «неизвестной». Ты работала всегда, каждый день. Только эти прохвосты не знают, что и где искать!
Виктор же знает, что ты пишешь каждый день, несмотря на то что у тебя испортилось зрение и стали дрожать руки. Он часто проводит вечера в «Трес Бамбус» и видит, как ты трудишься далеко за полночь. Он замечает в выходящем в сад окне, что ты стоишь в спальне за мольбертом. И пишешь – медленно, но верно.
Как-то утром ты обращаешься к нему с неожиданной просьбой. Ты бы хотела, чтобы он развеял твой пепел над вулканом, которым ты так часто любуешься, над Попокатепетлем.
Вероятно, ты догадываешься, что конец близок. Здоровье подводит, и уже не первый год. Ты несколько раз оказывалась в больнице. Сигареты потихоньку тебя убивают. Но ты не в состоянии бросить курить.
Отношения с дочерью, которая ухаживает за угасающим мужем, по-прежнему сложные. Но когда умирает Фокси, Кизетта перебирается к тебе. Теперь, чтобы дышать, ты пользуешься кислородным баллоном. Что не мешает тебе носить шляпы, драгоценности – и продолжать курить.
После смерти ты не забыта, Тамара. Напротив.
Возникает эффект снежного кома.
В восьмидесятых годах канадец Ричард Роуз пишет пьесу «Тамара». Постановка пользуется успехом. Роль великолепно исполняет Анжелика Хьюстон.
Цены на твои картины подскочили в девяностых, когда твои работы стали коллекционировать Мадонна, Джек Николсон и Барбара Стрейзанд.
Если сегодня набрать твое имя в «Гугле» или «Инстаграме», то можно найти сотни изображений. Самое известное – автопортрет в «бугатти».
Нет, Тамара, тебя никто не забыл.
Ты продолжаешь восхищать, хотя с момента твоей смерти прошло уже почти сорок лет. Ты остаешься вне рамок, стоишь особняком, ты загадочна и непостижима.
* * *
Одна из твоих внучек, Виктория, предпочитает не говорить со мной, а рассказывать о тебе в письмах. Например, о том, как она бежала встречать тебя в Хьюстоне, когда ты приезжала на такси из аэропорта. Тогда ты прибывала из Парижа, и от тебя пахло духами «Vent vert». Теми же, которыми пользовалась Дафна Дюморье. Эта деталь заставляет меня улыбнуться.
Колетт об этих духах говорила, что у них «ужасный запах растений, которые сжали в кулаке. Они точно понравятся современным женщинам-чертовкам».
Виктория говорит, что в твоем присутствии смеялись редко. Она не помнит, чтобы все так уж веселились. Ты говорила на французском, английском, польском, итальянском и испанском языках. Выражалась властно и пылко. После
