Вид покинутого поселка, вернее, то, что от него осталось, уже изрядно заросшего бурьяном, производил какое-то неприятное, тоскливое и даже жутковатое впечатление. Здесь, в поселке встретили трех староверов, которые, как они сказали, приехали половить рыбку и погреться в горячем ключе. Увидев нас, они несколько растерялись, но быстро пришли в себя и охотно вступили в разговоры, хотя поначалу чувствовалась осторожность в ответах на расспросы. Это оказались прекрасные таежники, охотники с большим жизненным опытом. Типичные русских сибиряки. Один из них был участником войны и, как он сам сказал:
– Прошагал дальше Берлина. Переночевали все вместе. Вечером у костра много говорили обо всех, кто рано или поздно проживал в этих местах. Кто где живет, кого уже нет в живых, кто погиб на фронте и т. д. Рассказывали они об охоте, рыбалке, о повадках животных, особенно о встречах с медведями, которые больше всего приносили таежным жителям неприятностей. Словом, интересного было очень много, особенно для меня. Сотрудники показывали им карты, уточняли какие-то подробности, а они в свою очередь были удивлены тем, что на картах с красной звездой были отмечены все заимки живших здесь староверов. Особенно были поражены, когда прочитали на карте пометку «Заимка Лыкова». Улыбаясь, они искренне удивлялись, что Карп Лыков попал на карту. Среди них был Ермилий Золотаев, и, как выяснилось, его родственников я хорошо знал – они жили в нашем поселке. Они в этой непринужденной обстановке охотно и много рассказывали обо всем, о чем их спрашивали, давали советы, словом, скрывать им было нечего.
В результате опросов этих людей и других, с кем встречались, выяснилось, что Лыков нигде на людях не появлялся. Это давало основание думать, что Лыковы действительно остались где-то в тайге. Спрашивали и о тех, кто, как я понял, вызывал подозрения.
Однако опросы таежников, промысловиков убеждали, что все, кто когда-то уходил в тайгу, пытаясь скрыться от коллективизации, рано или поздно вышли к людям и растворились по многочисленным таежным поселкам. Тогда как о Лыковых говорили, что их никто нигде не видел, что они действительно где-то в тайге, но точного места никто назвать не мог или не хотел. Только один старик, с которым беседовали на горячем ключе уверял, что Лыков вывел семью из тайги, и они ушли, как он сказал, в Тану – Туву. Это был единственный человек, кто уверенно сказал, что здесь, в тайге, Лыковых искать бесполезно. Чем руководствовался этот старик, сказать трудно. Может, он пытался таким образом отвести беду от этой семьи, или еще какая причина, сказать трудно.
Надо отметить, что действий Лыкова никто не одобрял, практически все осуждали его за упрямство, за то, что прячется от людей, не считаясь ни с кем и ни с чем. Жалели его жену Акулину Карповну и детей, которые волей отца были обречены на лишения. Сами староверы, как правило, также не говорили ничего в оправдание Лыкова, наоборот, осуждали его, а чаще всего говорили:
– Бог с ним, пусть живет, как вздумается. Поймет – выйдет, не поймет – Бог ему судья. Взял грех на душу, пусть теперь отмаливает. Судьба несколько раз сводила Лыкова с добрыми людьми, и все всегда всячески убеждали его выйти, предлагали помощь. Однако Лыков, хотя и соглашался, но упрямо оставался при своем мнении. Чаще других с Лыковым встречался Д. Молоков, кстати, как я уже говорил, тоже старовер. И каждый раз он убеждал Лыкова покориться и выйти к людям, но, к сожалению, убедить Лыкова никому не удалось. Уж слишком, видимо, боялся расправы над ним.
Мы совершили несколько радиальных выездов от поселка в предполагаемые места, но нигде никаких следов постоянного обитания человека не обнаружили, что также давало основание верить в то, что говорили таежники. На обратном пути заехали на Абаканский кордон, немного отдохнули, не расседлывая лошадей, поговорили и двинулись в сторону дома. Наши строевые кони, легко переносившие большие расстояния на равнинах, здесь в условиях горной тайги, заметно стали сдавать, за исключением моей кобылицы по кличке Быстрая, для которой тайга и горы были делом обычным. Семь дней провели мы в седлах, побывали везде, где планировали, и вернулись обратно в наш поселок.
Так безуспешно окончилась и эта попытка уточнить, где все же находятся Лыковы. Действительно ли ушли в Туву или остались здесь, уйдя дальше в тайгу. Не появился Лыков и на кордоне заповедника, куда его приглашали в оставленной нами записке в домике на Еринате.
Надо сказать, что и тогда, и сейчас, много лет спустя, было понятно, что найди мы тогда Лыковых, главе семьи не поздоровилось бы. Лыков разделил бы участь тех, кто в те времена осмеливался жить не так, как надо было. Я имею в виду, что с выходом Лыкова из тайги он был бы арестован и предан суду. Такова горькая правда. Кстати говоря, руководство заповедника в лице директора А.И. Мартынова делало все возможное, чтобы Лыковых оставили в покое.
Но время идет, о Лыковых стали говорить меньше, да и не могли они постоянно быть в центре внимания. Хватало забот и без них. Тысячи семей жили в тяжелейших условиях, не дождавшись свои кормильцев. Многие открыто говорили:
– Да сколько можно за ним бегать, не хочет жить, как все люди живут, ну и Бог с ним. Надо сказать, что, говоря так, люди были по-своему правы. Женщины говорили:
– Наших мужиков побили, а он спрятался в тайге и спасся, судить его надо. Особенно возмущалась жена Д.М. Молокова Домна Васильевна, потерявшая обоих сыновей. Она не могла смириться с теми, кто отлынивал, хитрил и скрывался, а теперь, видите ли, заботиться о них надо.
Это сейчас, спустя много лет, легко говорить, и можно услышать такого рода рассуждения, что, дескать, бросили семью на произвол судьбы, а теперь вроде спохватились. Нашлось сразу много защитников, которые осуждают действия властей тех лет. На самом же деле все выглядело иначе. То, что было возможным по тем временам, делали. Еще раз надо сказать, что время было тяжелое, тем более что не причинили они никакого вреда обществу, не совершили никакого преступления, да и не представляли никакой опасности. И только поэтому никто особо и не настаивал на немедленных поисках, аресте и прочем. Во время нашей поездки один из сотрудников как-то вечером у костра полушутя сказал:
– Лыкову сейчас появляться на людях нельзя, женщины, потерявшие мужей и сыновей, разорвут его. И это действительно так, да и не только женщины. Это было время, когда пришедшие с войны фронтовики, особенно с ранениями, очень агрессивно были настроены против тех, кто по каким-либо причинам не был мобилизован в армию, кто, как они говорили, отсиделся в тылу и остался цел и невредим. Подобные высказывания можно было услышать всегда, особенно когда подопьют и начинают выяснять отношения.
