Хотя этого и не произошло, визитом тем я остался доволен, так как закончился он подарком, который я получил, можно сказать, сам от себя — в награду за просмотр (пока ожидал аудиенции) вышедших томов «Русского архива». Подарком оказался документ под названием «Перенесение праха Гоголя». Составил его писатель Лидин Владимир Германович (1894-1979).Лидина как члена правления Всероссийского Союза писателей пригласили, в числе других «понятых», присутствовать 31 мая 1931 года в Свято-Даниловом монастыре при эксгумации останков Гоголя, Хомякова и Языкова перед их перезахоронением на Новодевичьем кладбище.
Переносить прах пришлось, так как власть решила превратить Данилов монастырь в... приёмник для несовершеннолетних правонарушителей.
Лидин, как это следует из им же написанного, внимательно наблюдал за происходившим, все фиксировал, а до того, как стемнело, даже фотографировал. И все подробно изложил в составленном отчете.
Читаю его с интересом и вдруг... глазам своим не верю: «...Работа по вскрытию склепа затянулась, и начинались уже сумерки, когда могила была, наконец, вскрыта... весь остов скелета был заключен в хорошо сохранившийся сюртук табачного цвета... Я позволил себе взять кусок сюртука Гоголя, который впоследствии искусный переплетчик вделал в футляр первого издания «Мертвых душ»; книга в футляре с этой реликвией находится в моей библиотеке».
Вот так, без всякого стеснения, даже с гордостью и нескрываемым хвастовством, сообщил Лидин о содеянном им, которое иначе как святотатством не назовешь.
И надо же такому случиться, чтобы почти через полвека прах Лидина оказался в двух шагах от могилы... Гоголя.
(2-12-19)
Гоголь Николай Васильевич (1809-1852) был похоронен в Свято-Даниловом монастыре. На его могиле лежала массивная плита, в голове которой на камне с надписью «Ей, гряди, Господи Иисусе» стоял крест. Ограждала все это орнаментальная решетка работы скульптора Н.А.Андреева.
В семье скульптора хранился прижизненный рисунок писателя работы художника Э.А. Дмитриева-Мамонова, знакомого Гоголя (и дальнего родственника жены Андреева). С этого рисунка Андреев и сделал барельефный портрет Гоголя, поместив его в торец решетки.
Камень под крест, как гласит расхожая легенда, привез из Крыма поэт, философ К.С.Аксаков, а тексты из Священного Писания, выгравированные на гранях плиты-саркофага, подбирал известный литературовед С.П. Шевырев при участии Хомякова.
В 1931 году, вскоре после того, как власть приняла постановление закрыть Свято-Данилов монастырь и организовать там более приличествующее для него учреждение — приёмник-распределитель НКВД, прах Гоголя, а с ним и надгробную плиту, камень и решетку перенесли на Новодевичье. Крест сразу выбросили.
А спустя 20 лет, к 100-летию со дня смерти Гоголя, позорную реконструкцию его надгробия завершили: убрали камень (о его судьбе — в новелле «Укрой меня своей чугунной шинелью») и поставили памятник, сделанный скульптором Н.В.Томским.
Теперь на могиле настоящее изобилие памяти — сразу два изображения Гоголя!
Логической концовкой этой акции стали слова «дарственной» надписи, выгравированной на постаменте: «...от Советского Правительства». Хорошо, что так, а не «от народа», ведь он-то не виноват в том, что сотворили.
И уж совсем бесстыжа стоящая там же дата: 9 сентября 1951 года.
Оказывается, увековечен день, когда Советское Правительство так щедро «одарило» писателя!
Напрашивается вопрос: а почему Андреев не сделал для могилы Гоголя памятник с его скульптурным изображением?
Что, это было не под силу мастеру? Но ведь смог же он к 100-летию со дня рождения писателя изваять его сидящим в кресле. Власть, правда, не пощадила и этот замечательный памятник, простоявший более 40 лет на Гоголевском бульваре, и тоже заменила его произведением Томского с такой же постыдной надписью, как на Новодевичьем. (Андреевский памятник после восьми лет лежания в запаснике Донского монастыря перекочевал па Суворовский бульвар, во двор дома, где умер Гоголь.)
На поставленный здесь вопрос ответ заранее приготовил... Гоголь:
«Завещаю не ставить надо мною никакого памятника и не помышлять о таком пустяке, христианина недостойном. Завещание мое немедленно по смерти моей должно быть напечатано во всех журналах и ведомостях, дабы по случаю неведения его никто не сделался бы передо мною невинновиноватым и тем бы не нанес упрека на свою душу».
Винно-виноватыми сделались те, кто пренебрег волею Гоголя и тем самым фактически надругался над его памятью.
У нас стали возрождать церкви и храмы, возвращать городам и улицам старые названия, так не пора ли искупить грех перед великим писателем: восстановить могилу в ее завещанном виде... Меня как-то попросили показать Новодевичье одному известному английскому ученому. Он прилично понимал и говорил по-русски. Выслушав рассказ о памятнике Гоголю, он с серьезным видом спросил:— А не знаете ли вы, где в Москве стоит памятник... Советскому Правительству от Гоголя!?
(2-12-22)
ИЗВЕСТНОСТЬ, НЕСОИЗМЕРИМАЯ С ПРОЖИТЫМИ ГОДАМИ
Двадцатилетний поэт-философ, критик Веневитинов Дмитрий Владимирович (1805-1827), ставший к тому времени уже хорошо известным в литературных кругах, оставлял свою родную Москву и отправлялся в Петербург.
Официальная версия причины отъезда: на место своей новой службы в Министерстве иностранных дел. А в действительности, как говорят французы, «шерше ля фам» — «во всем ищите женщину».
Веневитинов был безумно влюблен в княгиню Зинаиду Волконскую, которую Пушкин (четвероюродный брат Веневитинова) назвал «богиней муз и красоты». Но любовь поэта была безнадежной. Княгиня, старше его на 16 лет, ответила на нее только дружбой, в знак которой подарила ему перстень, ставший для него талисманом. Он носил перстень на цепочке часов и говорил друзьям, что наденет его в день свадьбы или смерти.
Увы, смерть первой настигла Веневитинова, сделав его среди выдающихся людей начала 19 века человеком с самым коротким жизненным путем: он умер, не дожив до 22-х лет.
Друг Веневитинова А.С.Хомяков, находившийся у постели больного, рассказал, что когда Дмитрий был уже в агонии, он надел ему перстень на палец. Придя в себя, Дмитрий спросил: «Разве я женюсь?» — «Нет, — ответил Хомяков». Дмитрий залился слезами... Умер он через несколько часов.
В написанном незадолго до смерти стихотворении «Поэт и друг» Веневитинов, веря предчувствию своего скорого конца, сказал о себе самом устами героя этой элегии:
