Пришел Кавелин, по поручению государя расспросил все обстоятельно и, возвратясь от его величества, передал архимандриту разрешение ездить ему и братии по — прежнему без билетов консисторских и объявить митрополиту об этом его разрешении, которое Кавелин в то же время официально сообщи л обер — прокурору Синода. Отпустив Чихачева в пустыню, архимандрит поехал к митрополиту, который одобрил действия архимандрита Игнатия и прибавил, что через это разрешение можно будет и другим сделать облегчение, но рапорта об отмене консисторского указа принять не хотел. Секретарь Суслов, тут присутствовавший, увидев, какой оборот принимает дело, сказал: «Действительно, это с нашей стороны ошибка».
Тогда митрополит принял рапорт и разрешил сергиевским по — прежнему ездить в Петербург. Ошибка секретаря состояла в том, что он к обитателям Сергиевой пустыни применил общий закон о получении билетов из Консистории на случай командировок или отпусков увольняемым из монастырей братиям и закон этот назвал высочайшим повелением.
Мирские люди завидовали тому расположению государя и государыни, которым пользовался архимандрит. Другие досадовали на его независимый характер и отсутствие всякой человекоугодливости, относя это к гордости. Один светлейший князь, правитель области, выразился в разговоре об архимандрите Игнатии, что он не желал бы служить в одном управлении с таким епископом, каков архимандрит Игнатий, а на вопрос: «Почему?», отвечал: «Да ему на ногу не наступишь».
Такие отношения высокопоставленных духовных и светских лиц обстанавливали архимандрита Игнатия часто безвыходным положением — множеством неудовольствий и неприятностей всякого рода, а он, как мужественный борец и покорный носитель ига Христова, свыкался с такой теснотой житейской и большую часть скорбей таил в себе. Под конец жизни, уже живя в Николо — Бабаевском монастыре, он открывал окружавшим некоторые обстоятельства и случаи, с целью своим опытом примирить слушателя с его скорбями.
Вместе с необходимыми постройками и учреждением порядков внутри обители настоятель Игнатий должен был обратить свою деятельность и на другие отрасли ее благоустройства, именно, на поземельную собственность и сельское хозяйство. По вступлении в управление монастырем он не нашел ни одного межевого знака на монастырской земле. По делопроизводству обители оказалось, что всей землей, которая была приобретена покупкой еще основателем пустыни, пользовались незаконно экономические крестьяне деревни «Подмонастырской слободы», монастырь же имел лишь 25½ десятин, занимаемых огородом и покосом, и что все хлопоты монастыря о восстановлении его прав на эту землю, несмотря на неоспоримость его документов, остались безуспешными.
В 1835 году архимандрит вошел с прошением о восстановлении на монастырской земле межевых знаков и о скорейшем разборе прав на владение землей, неправильно присвоенной крестьянами, а также о наделе монастыря лесным участком, согласно объявленному 4 июня 1835 года высочайшему повелению, в силу которого монастыри, в видах поддержания их в способах существования, должны быть наделены для устроения земледельческого хозяйства примерно от 100 до 150 десятинами земли.
Спорное с крестьянами дело о земле решено в 1836 году тем, что хотя земля признана принадлежащей монастырю, но в видах затруднения выселиться с нее крестьянам, основавшимся на ней с 1765 года, положено, по соглашению с настоятелем, разделить землю на две части: восточную сторону, на которой стоит монастырь, по линии от севера к югу отдать ему, а западную, на которой поселились крестьяне, уступить им. Согласие на эту уступку прекрасно выражено настоятелем в письме его к бывшему статс — секретарю по принятию прошений князю Голицину:
«Ваше сиятельство, — писал архимандрит, — обычное снисхождение Ваше внушает мне смелость беспокоить Вас покорнейшею просьбою, впрочем, весьма для Вас легкою. Она состоит в следующем: наша обитель давно ведет процесс о земле по купчим, плану и межевой книге генерального межевания, ей принадлежащей, но оспариваемой казенными крестьянами, которые насильственно на ней поселились.
Министр финансов, рассмотрев дело, хотя и нашел, что земля по всей справедливости принадлежит Сергиевой пустыни, однако, затрудняясь переселением крестьян, положил землю разделить так: сторону, на которой стоит монастырь, отдать монастырю, а на коей поселились крестьяне — крестьянам. Сие мнение его поступило в Комитет министров.
Думаю, что преподобный Сергий лучше бы согласился уступить часть достояния своего, чем причинить огорчение крестьянам переселением их, чему простые сии люди не иначе повинуются, как предаваясь неутешной печали и горьким слезам. Посему и я, поверенный преподобного Сергия, как в сем деле, так и в прочих, до обители его касающихся, должен соображаться с благоутробием своего Настоятеля и решением министра финансов быть довольным. Поддержите сие решение в Комитете министров. Вот в чем состоит вся просьба к Вашему сиятельству от поверенного обители преподобного Сергия».
Во время ведения дела о поземельном владении, настоятель положил хозяйственные начала тем, что прекратил отдачу в арендное содержание участка земли, оставшегося во владении обители, завел на ней огородничество, улучшил садоводство. Отрезанная в монастырское владение земля, с самого начала тяжбы остававшаяся без всякого возделывания, поросла кустарником и обратилась в болото. Очистка и осушка болота была делом одного года.
Задумав обеспечить содержание монастыря введением рационального сельского хозяйства, архимандрит Игнатий просил у митрополита Серафима разрешения занять из капитала Комиссии духовных училищ 45,000 руб., с рассрочкой уплаты капитала и процентов на восемь лет. Сумма эта нужна была на заведение скотоводства, земледельческих орудий, рабочих лошадей, найма людей и другие хозяйственные нужды и постройки. По высочайшему разрешению Комиссия отпустила только 30,000 руб. и тем стеснила все планы архимандрита, который вследствие этого принужден был приступить к обработке лишь 60 десятин и предвидел большие затруднения к своевременной уплате процентов и капитала, но вклад о. Михаила Чихачева, пожертвовавшего 40,000 руб. ассигнациями в личное безотчетное распоряжение архимандрита, дал средство окончить это дело и достигнуть возможного расширения и улучшения садоводства и всего сельского хозяйства.
Огородными овощами монастырь стал пользоваться круглый год из своих огородов, ржаного хлеба нередко доставало на весь год, несмотря на значительно увеличивавшееся число братии, на огромный расход его для раздачи богомольцам в праздничные дни и на продовольствие всех монастырских рабочих; овса и сена было столько, что ежегодно продавалось на сумму от 1 до 1½ тысячи рублей. Скотоводство доставляло для братской трапезы в изобилии молочные продукты, фруктовый сад снабжал яблоками с осени до нового лета, и часто они поставлялись на трапезе и свежие и моченые. Кроме хуторных земледельческих построек, стоивших до 20,000 руб. ассигнациями, с ригой, молотильной машиной, сараями для клевера, были сделаны и другие при обители необходимые деревянные постройки.
