В Красноуфимском уезде, Пермской губернии, в которой имеется исключительно общинное крестьянское землевладение, надельная земля распределяется следующим образом:
Мы видим, что с повышением хозяйственной состоятельности дворов безусловно правильно повышается размер семьи. Ясно, что многосемейность является одним из факторов крестьянского благосостояния. Это бесспорно. Вопрос только в том, к каким общественно-экономическим отношениям приводит это благосостояние в данной обстановке всего народного хозяйства. Что касается до надельной земли, то мы видим неравномерность ее распределения, хотя и не слишком значительную. Чем состоятельнее крестьянский двор, тем больше надельной земли приходится на 1 душу населения. В низшей группе меньше 3 дес. надельной земли на 1 душу обоего пола; в дальнейших группах около 3 десятин – три дес. – около 4-х – четыре – и, наконец, в последней высшей группе свыше 5 дес. надельной земли на 1 душу обоего пола. Следовательно, многосемейность и наибольшая обеспеченность надельной землей служат основой зажиточности небольшого меньшинства крестьян. Ибо две высшие группы охватывают всего одну десятую долю общего числа дворов. Вот процентные соотношения между числом дворов, количеством населения и распределением надельной земли:
Из этих цифр видно ясно, что пропорциональность распределения надельной земли есть налицо, что результат общинной уравнительности учитывается нами. Процентные доли населения по группам и надельной земли по группам довольно близки одна к другой. Но и тут уже начинает сказываться влияние хозяйственной состоятельности отдельных дворов: у низших групп доля земли меньше доли населения, у высших групп – больше. И это явление не единичное, не одного только уезда касающееся, а общее для всей России. В вышеуказанной работе мною сведены однородные данные по 21 уезду 7 губерний самых различных местностей России. Эти данные, охватывающие полмиллиона крестьянских дворов, показывают везде одинаковые отношения. У 20 % зажиточных дворов 26,1 % – 30,3 % населения и 29,0 %–36,7 % надельной земли. У 50 % беднейших дворов 36,6 %–44,7 % населения и 33,0 %–37,7 % надельной земли. Пропорциональность распределения надельной земли есть везде, и в то же время везде сказывается то, что община подается в сторону крестьянской буржуазии; отступления от пропорциональности идут повсюду в пользу высших групп крестьянства.
Таким образом, было бы глубокой ошибкой думать, что, изучая группировку крестьянства по хозяйственной состоятельности, мы игнорируем «уравнительное» влияние общины. Как раз напротив, мы именно учитываем посредством точных данных действительное хозяйственное значение этой уравнительности. Мы именно показываем, насколько простирается эта уравнительность, к чему приводит, в конце концов, вся система переделов. Пусть эта система дает наилучшее распределение земель разного качества и разных угодий, но неоспорим факт, что перевес зажиточных групп крестьянства над беднейшими сказывается и в распределении надельной земли. Распределение других, не надельных, земель, как мы сейчас увидим, неизмеримо более неравномерно.
Известно значение аренды в крестьянском хозяйстве. Нужда в земле вызывает необыкновенно разнообразные формы кабальных отношений на этой почве. Сплошь да рядом, как мы уже говорили выше, аренда земли крестьянами является по сути дела отработочной системой помещичьего хозяйства, – является крепостническим способом приобретения рабочих рук для барина. Таким образом, крепостническое значение нашей крестьянской аренды не подлежит сомнению. Но, раз мы имеем перед собой капиталистическую эволюцию данной страны, мы должны специально исследовать, как проявляются и проявляются ли буржуазные отношения в крестьянской аренде. Для этого опять-таки необходимы данные о различных хозяйственных группах крестьянства, а не о целых общинах и деревнях. Напр., в «Итогах земской статистики» г. Карышев должен был признать, что натуральные аренды (т. е. аренды не за деньги, а исполу или за отработки) по общему правилу везде дороже денежных, и притом значительно дороже, иногда вдвое; далее, что натуральные аренды развиты всего сильнее в беднейших группах крестьянства. Сколько-нибудь состоятельные крестьяне стараются снимать землю за деньги. «Наниматель пользуется малейшей возможностью вносить арендную сумму деньгами и тем удешевить стоимость пользования чужой землей» (Карышев в цит. соч., стр. 265).
Значит, крепостнические черты нашей аренды всей тяжестью ложатся на беднейших крестьян. Зажиточные стараются высвободиться из средневекового ярма, и это удается им лишь в той мере, в какой они располагают достаточными денежными суммами. Есть деньги – можешь снять землю за наличные по обыкновенным рыночным ценам. Нет денег – идешь в кабалу, платишь втридорога за землю в виде ли испольщины или в виде отработков. Мы видели выше, во сколько раз отработочные цены за труд ниже вольнонаемных цен. А если условия аренды различны для крестьян разной состоятельности, то ясно, что мы не можем ограничиться (как это постоянно делает Карышев) группировкой крестьян по наделу, ибо такая группировка искусственно сливает дворы разной состоятельности, смешивает сельский пролетариат с крестьянской буржуазией.
Возьмем для иллюстрации данные по Камышинскому уезду, Саратовской губернии, почти сплошь общинной (из 2455 общин этой губернии 2436 имеют землю в общинном владении). Вот каковы здесь отношения между разными группами дворов по аренде земли:
Распределение надельной земли уже знакомо нам: состоятельные дворы лучше обеспечены ею по расчету на единицу населения, чем бедные. Распределение аренды оказывается в десятки раз более неравномерное. В высшей группе втрое больше надельной земли, чем в низшей (16,1 против 5,4). Арендованной же земли в высшей группе в пятьдесят раз больше, чем в низшей (16,6 против 0,3). Аренда, следовательно, не выравнивает различия между крестьянами по хозяйственной состоятельности, а в десятки раз усиливает, обостряет их. Обратный вывод, который неоднократно встречается у экономистов-народников (В. В., Ник. – он, Маресс, Карышев, Вихляев и др.), основан на следующей ошибке. Берут обыкновенно группировку крестьян по наделу и показывают, что малонадельные больше арендуют, чем многонадельные. На этом и останавливаются, не указывая, что арендуют землю преимущественно зажиточные дворы малонадельных общин и что поэтому кажущаяся уравнительность общин только прикрывает величайшую неравномерность распределения внутри общин. Карышев, напр., сам признает, что «большими арендами пользуются а) менее обеспеченные землей разряды, но b) более обеспеченные в них группы» (стр. 139 указ. соч.), но, тем не менее, не исследует систематически распределения аренды по группам.
