29 мая на заводе побывал генерал-майор Давыдов, член исполнительной комиссии, состоявший в ГАУ для особых поручений. Он познакомился с последним вариантом мосинской магазинки и дал о ней весьма лестный отзыв в телеграмме Л. П. Софиано. Проведенное вскоре очередное испытание винтовок показало ее безусловное преимущество перед другими системами, и 22 июля председатель Исполнительной комиссии представил военному министерству доклад, в котором, ссылаясь на мнение видных специалистов-оружейников, указывал на то, что было бы «полезным данные заводом винтовки изготовлять нынче же с затворами и ложами капитана Мосина (имелось ввиду, что тульский и сестрорецкий заводы уже получили заказ на изготовление однозарядных трехлинейных винтовок. — Г. Ч.) Еще выгоднее изготовлять винтовки вполне по образцу пачечной винтовки капитана Мосина, что, по мнению Л. П. Софиано, значительно бы ускорило перевооружение. Так же, как и Софиано, были настроены Чагин,Нотбек, Бестужев-Рюмин.Но на заседании Распорядительной комиссии 27 июля 1890 года было решено дожидаться „предстоящего осенью испытания“, под которым, видимо, имелись в виду сравнительные стрельбы из систем Мосина и Нагана. В решении Комиссия записала: „Образец затвора капитана Мосина заслуживает несомненного предпочтения, поэтому как приспособление станков, так и выделка лекал и инструмента должны быть сделаны для этого затвора. Что же касается до изготовления вместо однозарядных ружей многозарядного ружья капитана Мосина, то комиссия нашла преждевременным решение этого вопроса. Главная распорядительная комиссия решила: делать приспособления к изготовлению на заводах однозарядных винтовок комиссии по перевооружению, но с ложей, запирающим механизмом и замочною коробкою капитана Мосина, а равно и с теми детальными изменениями, которые могут потребоваться. Замочная доска должна быть с пазами для вкладывания обоймы, но без продольной щели для магазинной коробки“.
Опять половинчатое решение, в котором сквозит явное неверие в возможности своего, русского конструктора. Исполнительная комиссия принимает разумное решение, а Распорядительная его отвергает, хотя и призвана ускорить сроки перевооружения и сэкономить, насколько возможно, народные деньги.
Пока в высоких кабинетах заседали комиссии и генералы корректно спорили друг с другом, С. И. Мосин продолжал совершенствовать магазинку. В течение августа он дважды отправлял в Петербург измененные образцы, отшлифовывая детали конструкции и одновременно следя за ходом изготовления опытной партии винтовок. К тому же почти весь август, с 4-го по 27-е число, он находился в Ораниенбауме, участвуя в испытательных стрельбах.
А тут еще прибавили хлопот военный министр, он решил проинспектировать тульский завод, о чем его руководство было уведомлено телеграммой. Ванновский прибыл в Тулу 10 сентября в 13 часов, сразу же поехал на завод, осмотрел его и нашел в отличном состоянии. Министр поинтересовался ходом изготовления магазинных ружей Мосина и получил заверения, что все они будут собраны к 1 октября. Ванновский переговорил с Мосиным, заверил его в своей полной поддержке и обещал всякую помощь. Он даже сказал, что, приехав из Тулы в Москву, будет молиться святым угодникам о ниспослании успехов в столь важном и нужном деле.
Вскоре после отъезда министра, а точнее 13 сентября, Сергей Иванович на правах автора и председателя заводской приемной комиссии принял первую партию своих винтовок из 12 стволов. Первыми поздравили изобретателя с новорожденными его ближайшие помощники-мастеровые. На следующий день Мосин написал письмо генералу Н. И. Чагину:
«Ваше превосходительство, милостивый государь Николай Иванович! Завтра, 15 числа, я отправляю пять ружей в Ораниенбаум. Ружья эти давно уже были готовы, но только вчера я поставил новые замочные трубки, которые сделаны согласно вашего требования. В этих пяти ружьях сделаны все изменения, которые вы требовали. И также будет сделано, конечно, и в остальных. Одно только требование ваше я не исполнил, не заменил верхней пружины подавателя, которую вы нашли слабой. Оказывается, чтобы ее заменить, надо будет изменить и сам подаватель. Чтобы не задерживать изготовление 300 ружей к сроку, части для которых уже готовы все, я решил в этих 300 ружьях изменений не делать, так было мною доложено и военному министру, который был у нас 10 числа. Но чтобы вы были покойны, что система ружья позволяет эти изменения сделать, я приготовляю одно ружье с этими изменениями, и когда оно будет готово, то я его вышлю к вам в Ораниенбаум. Три однозарядные ружья, которые вы приказали выслать вам, и пять пачечных завод еще не приготовил, до сих пор еще нету предписаний о них, а также нету и предписания от генерала Крыжановского о том, чтобы завод исполнил все мои требования, о которых вы просили Крыжановского в моем присутствии. Предписание такое в настоящее время лишнее, так как военный министр приказал заводу ни в чем не отказывать для моего успеха на конкурсных испытаниях в войсках.
Вчера мною приняты 12 ружей, и теперь завод предлагает сдавать каждый день по 25 ружей. Обойм для патронов у меня нету. И если Вы найдете возможным, то прикажите выслать на завод хотя бы те укороченные обоймы, которые при мне были опробованы на Ораниенбаумском стрельбище. Получив эти обоймы, я буду иметь возможность брать на стрельбы солдат из местных войск. Заказанные мною на заводе обоймы еще нескоро будут готовы — завод обещал военному министру сдать все триста ружей к 1 октября и успех этой сдачи исключительно будет зависеть только от завода…» Сергей Иванович работал с крайним напряжением сил, он сильно переживал различного рода неполадки и задержки в ходе работ по изготовлению своих винтовок, нервничал. Это заметно из его письма Крыжановскому, отправленного в один день с посланием к Чагину:
«В присутствии военного министра ружья действовали отлично, выпущено было до трехсот патронов. Военный министр был со мной очень ласков, несколько разна заводе при всех высказался, что мой успех будет его успехом…»
Все вроде бы хорошо. Но далее Сергей Иванович жалуется, едва сдерживаясь от резких высказываний: «Патронов у нас осталось мало, если патроны не будут аккуратно присылаться, то я должен буду остановить испытания и этим задержу сдачу ружей. Я вынужден был показывать стрельбу военному министру с пятью несчастными обоймами, имевшимися у нас, которые при этом иногда плохо действовали. Все затруднения, которые были при сборке первых ружей, мною выяснены, и требования мои, как председателя приемной комиссии, к заводу все определены. Теперь успех сдачи ружей зависит исключительно от завода и, следовательно, если ружья не будут сданы к сроку, то я с себя, как с изобретателя и председателя приемной комиссии, ответственность снимаю…»
