Затем осматриваем выставку сельскохозяйственных животных. Особенно хороши бараны-рекордсмены. Австралийское овцеводство действительно на высоте. Фотографируем лучшие экспонаты выставки. В это время к нам подходят два пожилых фермера, сухоньких и сморщенных. Увидев наше многочисленное фотоснаряжение, они спрашивают: «А не хотите ли вы снять парочку бравых ребят?» Мы оглядываемся, ища глазами, кого же они имеют в виду. Заметив наше недоумение, старики смеются и тычут себя пальцами в грудь. Нам ничего не остаётся, как сделать по одному кадру этих фермеров-оптимистов.
Очень много на выставке различных развлечений и игр, особенно для детей. Автоматические раскрашенные клоуны с раскрытыми ртами поворачивают головы то налево, то направо, приглашая принять участие в разных играх. Карусели всевозможных систем, площадки с электрическими «гоночными» машинами. Ребятишки с увлечением гоняют по площадке, сталкиваясь и обгоняя друг друга. Иногда то одна машина, то другая «не контачит»: что-то нарушается в её электропроводке. Тогда дежурный подбегает к машине и толкает её ногой, после чего она снова приходит в движение.
Обратно в Канберру мы едем другой дорогой — через Бангендор, минуя озеро Джордж. К северу от селения Торего я замечаю по левой стороне очень большой и живописный овраг. Останавливаемся и спускаемся в него. Длиной овраг несколько сот метров, в ширину около двадцати, а в глубину до трёх метров. В середине его торчат столбчатые останцы. На дне оврага спугнули кролика — основного виновника появления таких оврагов. Кролики, а также овцы разрушают растительный покров, а затем оголённая почва уже не может противостоять овражной эрозии.
На заборе из колючей проволоки обнаружили замечательных мелких многоугольных пауков. Среди них есть и чисто чёрные, и яркие бело-пятнистые. Эти пауки плетут паутину на кустах и на колючей проволоке, причём предпочитают заборы — здесь на каждых ста метрах можно найти около двадцати пауков. И в форме своего тела они будто переняли что-то от колючей проволоки: с боков брюшка торчат во все стороны шесть шипов. Пауки эти называются рождественскими: появляются они обычно перед самым Рождеством.
Останавливаемся в небольшом селении Торего. В центре его старинный каменный дом — местный отель, небольшой тёмный бар при отеле, где два старичка с кружками пива в руках беседуют между собой на типичном фермерском диалекте, вставляя bloody[9] через каждую пару слов. Недаром это слово здесь называют «великое австралийское прилагательное». Заходит ещё один фермер, средних лет, и весело спрашивает одного из стариков:
— Ну, как ваша пенсионная жизнь?
— О, чертовски прекрасно, — отвечает тот. — Я слишком много имел в своей жизни этой чертовской работы, пора и отдохнуть.
Майк и Жак за кружкой пива обсуждают, какие улицы Лондона наиболее привлекательны и где можно найти хорошее кафе, а где хороший магазин. Дело в том, что Жак жил некоторое время в Лондоне и знает по крайней мере центральную часть города не хуже Майка.
Майк говорит на чистом английском языке, а Жак — с французским акцентом. Хозяйка бара внимательно прислушивается к их разговору и пристально, с подозрением осматривает их обоих. Фермеры тоже замолкают и, приоткрыв рты, разглядывают диковинных гостей. Я специально отсел в сторонку с бокалом апельсинового сока и, не привлекая внимания, наблюдаю эту сцену со стороны.
Майк рассказывает, что, как правило, чистый английский язык всегда выдаёт его неавстралийское происхождение. А англичан в провинциальных районах Австралии недолюбливают, для них здесь есть особое название «pommy bastard». Значение этой клички расшифровывается по-разному, но во всех случаях неблагоприятно для англичан. Однажды во время поездки по «глубинке» Майк обнаружил надпись на пыльном кузове своего «лендровера»: «Bloody pommy bastard». Очевидно, пока он перекусывал в придорожном кафе, ребятишки, услышав его произношение, решили обозначить национальную принадлежность владельца автомобиля.
Озеро Батерст, недалеко от Торего, совсем не фотогенично. Оно мелкое, без какой-либо древесной растительности по берегам, с обширной илистой отмелью. Зато на дороге близ озера обнаруживаем раздавленную машиной крупную коричневую змею. Она повреждена лишь немного. Я беру змею с собой. Приехав в Канберру, первым делом бегу в лабораторию, чтобы поместить змею в спирт.
На следующий день мы выезжаем на экскурсию в лес Ури-ярра. Близ дороги я замечаю крупную ящерицу — бородатого дракона. Она запрокинула вверх голову: принимает солнечную ванну на самой обочине. Я проезжаю буквально в десяти сантиметрах от неё, но она даже не шевельнулась. Тогда я останавливаюсь и выхожу из машины, осторожно ступая и приготовив сачок. Но нет! Она тут же исчезает под скалой у дороги. Значит, ящерица понимает, что машина не опасна, если сидишь на обочине, а вот пеший человек — всегда враг.
На цветущих кустах в долине реки Кондор-Крик находим ярких, красочных бабочек далиас. Их здесь целая стайка, они перепархивают по белым пахучим цветам. Тут же мы обнаруживаем мелких коричневых крапивниц и великолепных жуков, зелёных, с металлическим блеском.
Вернувшись в Канберру, отправляемся на фестиваль популярной музыки, который состоится после полудня в пригороде Канберры. Фестиваль проходит на открытом стадионе. Вокруг скопились сотни автомобилей. Здесь же полисмены и полицейские машины. Одна из них — грузовик с решёткой, очевидно, на случай буйного поведения участников.
Здесь собралось более двух тысяч человек, в основном молодёжь. Большинство из них — весьма экстравагантно одетые хиппи. У одного на голове потрёпанная ковбойская шляпа, у другого — картонная коробка из-под фруктов, некоторые облачились в какое-то тряпье, другие обнажены до пояса. Они ходят, сидят на земле и лежат обнявшись. Повсюду расставлены киоски, бойко торгующие напитками, горячими сосисками (hot dogs) и сандвичами. Продаются здесь и громадные, в метр диаметром, яркие надувные шары. Обёртки и банки все бросают прямо наземь, и все поле выглядит как большая мусорная корзина.
Хотя сборище очень пёстро и беспорядочно, однако бросается в глаза общая доброжелательность и какое-то миролюбие всех собравшихся. Не слышно ни выкриков, ни грубых слов, ни ссор, не видно ни одного пьяного. Здесь продаются только безалкогольные напитки. Парни ведут себя так спокойно и дружелюбно, что полицейским даже нечего делать. Несколько полисменов лениво прогуливаются по полю среди мусора, переступая через сидящих и лежащих молодых людей.
Разглядев издали эстраду, мы увидели громадные рупоры, направленные на поле. Подойти близко к эстраде нам не удалось: громкость звука такая, что даже в дальних рядах я почувствовал себя нехорошо, барабанные перепонки подвергались почти невыносимому испытанию. Выступающие ансамбли с одинаковой громкостью исполняли одну песню за другой, отличить которые не посвящённому в современную популярную музыку оказалось практически невозможно. Я не мог понять, как выдерживает этот шум молодёжь, сгрудившаяся у эстрады. Вспоминаю газетное сообщение о том, что у любителей современной эстрадной музыки отмечено сильное понижение остроты слуха, доходящее иногда до частичной глухоты.
