Вивьен и Малкольм приковывали к себе внимание, когда изредка прогуливались вместе по Найтингейл-Лейн – Красный Малкольм и учительница начальных классов из Брикстонской школы с нетривиальным чувством стиля и нарочито растрепанными волосами. «Их все знали – их нельзя было не знать, – вспоминает Луи Макманус, бывший заключенный, живший в том районе. – Она выглядела потрясающе». «Не забывай, – говорит мне Джин Крелл, – Вивьен была, как и сейчас, ослепительна. Скажу больше: от ее движений, языка тела и образа захватывало дух». Хотя семейная жизнь Вивьен снова рушилась на глазах, она выучила важный урок, усвоенный и Джином Креллом, с которым Вивьен жила впоследствии, и тем же Малкольмом, ее же кое-чему и научившим: одежда придает уверенность. Хотя в личной жизни у Вивьен не было стабильности, она нашла в себе силы одеваться, не оглядываясь на окружающих.
«Если ты восхитительно одет, жизнь становится лучше» – эти слова Вивьен цитируют часто. Но и в этой фразе заключена подсказка к пониманию вечной загадки Вивьен Вествуд. Мы можем быть заложниками своего прошлого не меньше, чем будущего: художники зачастую стремятся достичь «своего идеала» или, как сформулировала Вивьен, «лучшего мира», когда хотят закрыть глаза на компромиссы, неизбежные в настоящем. Вероятно, любовные отношения Вивьен никогда не смогли бы соответствовать ее творческому потенциалу – тому, что она может создать и придумать. Ее позитивизм, тяга к творчеству и любовь воплотились в моде. Психоаналитики обожают рассуждать о прошлом, которое, словно тяжкий груз, мы тащим в настоящее. Об этом много размышляют и биографы. При этом в настоящем живет и имеет вес будущее, особенно в настоящем Вивьен; оно также может настроить на положительный лад или разрушить жизнь. Мне кажется, в жизни Вивьен будущее всегда было более осязаемым, чем настоящее, – и это подарок для нее как художника и активиста, но проклятие в личном плане. Вивьен сама творит будущее, а оно, в свою очередь, сотворило ее. Будущее было и остается фантастическим местом, которое каждый день понемногу меняет Вивьен. В жизни с Малкольмом оно стало ее прибежищем и решением проблем, благословением и злым роком. Когда 60-м годам пришли на смену 70-е, а отношения Вивьен с Малкольмом шагнули из одной стадии кризиса в другую, словно следуя за скачками британской экономики, у нее снова появилась идея открыть собственную лавочку. Но не такую, как тот прилавок на рынке, где она продавала ювелирные украшения. Им с Малкольмом не давала покоя идея продавать старые грампластинки.
«Сперва у нас только они и были, – вспоминает Вивьен. – Мы попытались начать с одежды – с нарядов в стиле 50-х, купленных на рынке в Брикстоне, но, видишь ли, нахлынула вторая волна популярности тедди-боев: они зависали около паба «Black Raven» в Бишопсгейте. Малкольм стал коллекционировать старые рок-н-ролльные пластинки и кое-какую атрибутику, мы понимали, что на все эти вещи будет спрос. Одежду в стиле пятидесятых носил Патрик Кейси, вылитый Джеймс Дин. Помню, было еще одно интересное место – «Emperor of Wyoming», – оно отлично дополнило бы всю концепцию. Но мы мечтали открыть свою лавочку и продавать пластинки. А вообще, в то время мне очень хотелось снова пойти учиться». Но вместо всего этого Вивьен совершила очередной прыжок в неизвестность – их в ее жизни было множество. Прыжок был решающим. Она уволилась из школы, своей последней начальной школы на Стэнли-стрит в Брикстоне (Малкольм тогда же бросил школу искусств) и на часть последней зарплаты купила швейную машинку «Зингер».
Сочинители не создают своих творений из ничего, а всего лишь из хаоса.
Мэри Шелли. Предисловие к «Франкенштейну», 1831
До нас с Малкольмом панка не существовало. О панке нужно знать и кое-что еще: он принес нереальный успех.
Вивьен Вествуд
«Панк, – произносит Вивьен со своим характерным акцентом, сочно выделяя гласную, – панк был для нас с Малкольмом всем. Сейчас я рассказываю о нем не так много, как от меня ожидают, но не потому, что стыжусь этого периода жизни, или считаю его пройденным, или еще по какой-то причине. Просто меня больше интересует мое нынешнее творчество. Но вот что стоит пояснить: я и сейчас создаю вещи в стиле панк, то есть такие вещи, которые кричат о несправедливости и заставляют людей задумываться, несмотря на то что им может быть неуютно от своих мыслей. В этом смысле я всегда останусь панком. Панк-движение для нас с Малкольмом и магазин стали своего рода бриколажем, собранием идей. Собранием людей…»
Тут Вивьен вздыхает и повязывает голову банданой с надписью «Хаос». Она делает глубокий вдох, отпивает глоток травяного чая и глубокомысленно замечает: «Есть в прошлом вещи, от которых никуда не денешься. Я пыталась о них забыть после расставания с Малкольмом, но сейчас горжусь своей ролью панка, потому что считаю, что своими действиями оказываю поддержку многим нынешним молодым людям, живущим под лозунгом «Не доверяй правительству». Никогда. Климатическая революция – тоже панк. И мои действия на Паралимпиаде – абсолютный панк. Панк жив! Отношение к миру осталось тем же, только идеи развивались, становились более серьезными, и, надеюсь, теперь они успешнее изменят мир, чем в первый раз».
Малкольм уцепился за идею продавать рок-н-ролльную атрибутику, и Вивьен говорит, что «начать он хотел только с пластинок». «В магазине «Mr Freedom» на Кингз-Роуд работал тедди-бой Гарольд, из второй волны тедди-боев. Стояла осень 1970-го, а Малкольм через объявления об обмене и продаже доставал пластинки типа Ларри Уильямса. Так все и началось». Хиппующие лондонцы (Малкольм называл их «гиппо»), утратившие оптимистические настроения 60-х, все больше обращались к ретро-шику первой волны рок-н-ролла. Малкольм говорил, что они планировали открыть скорее не лавочку, а создать художественную инсталляцию, которая отражала бы их мнение о капиталистической системе, – продавать «ретро-тряпье», ставить соответствующую музыку и ни за что не продавать обычные потребительские товары. У Вивьен и Малкольма почти не было денег, не было помещения и четкого плана действий. Зато Вивьен, Малкольм, музыка и окружавший их кавардак сошлись в одной точке.
«Сперва о продаже одежды речь не шла. На Малкольма в то время сильно повлиял Патрик Кейси, и он начал скупать миньоны и 78-минутки. У него была идея собирать пластинки и продавать их. Тут мы в «Mr Freedom» познакомились с рокерами второй волны, в частности с Томми Робертсом, и он посоветовал нам поискать помещение в западной части города – например на Портобелло-Роуд. Раньше я туда постоянно ходила, правда не за одеждой. Мне нравилось делать там покупки. Я чувствовала себя принцессой из космоса в бархатных брюках леопардовой расцветки и тунике как у трубадура, с карточными червями и пиками, или, помню, в длинном платье-рубашке со звездами, в косынке из «Woolworth’s» из блестящего люрекса, с темно-красной помадой на губах! Вот я говорю, что дело было не в одежде, но, конечно, мне там было интересно. А с продажей одежды все получилось просто: сперва Малкольм купил у портного Сида Грина несколько пиджаков в стиле тедди-боев, а я взяла и дополнила их бархатными воротниками разных цветов. Потом Патрик Кейси откопал винтажные куртки на молнии с рукавами «летучая мышь» и шевроном, и я их копировала. А потом я сшила несколько полосатых футболок для женщин. Правда, все это было немного позже, когда у нас уже был не один простой прилавок…
Пожалуй, все серьезно закрутилось в 1971 году. Ну, когда я стала заниматься одеждой. На стадионе «Уэмбли» давали рок-концерт. Были Чак Берри, Литтл Ричард и Гэри Глиттер, и туда пришла куча тедди-боев из второй волны. Но им, тедди-боям, не понравился Гэри Глиттер, и началось сумасшествие: в него стали кидать банками из-под пива и чем попало. А мы тогда вложили деньги в футболки для концерта, а их никто не покупал. Катастрофа! Но уж раз мы не смогли их продать, то стали с ними экспериментировать. Делать в них дырки, все менять. Первое, что мы сделали: я сшила из некоторых футболок трусики. Их тоже плохо покупали, и тогда мы прикрепили к ним небольшие заклепки. И тут их стали покупать. В основном они были черные с белым рисунком, на котором было написано «Да здравствует рок», и спереди или сзади была маленькая фотография Литтла Ричарда. А на белых мы в итоге стали делать дырки. С футболками я еще вот что придумала: попыталась подшить рукава, чтобы они были подвернуты вверх, – и тут начался бум, все стали копировать наши футболки с завернутыми, как бы закатанными рукавами. Подворачивать их было довольно муторно. Но я такая… А потом мы взяли фотографии разных красоток в стиле пин-ап и тоже поместили их на футболки. Очень в стиле 50-х. Девушки а-ля Ракель Уэлч. Их вечно фотографировали в таких позах, будто они только что после кораблекрушения, будто выброшены на берег или оказались в каком-то еще бедственном положении. И вот мы брали картинки с этими красотками – помнишь, когда-то карточки такие были в пачках с сигаретами, – и клали их в пластиковый кармашек на футболке. В общем, мы проделывали дырки, покупали пластик, иногда даже цветной, и делали из него на футболках маленькие кармашки, а потом вырезали картинки из книг – в основном с красотками – и клали их туда. Так я и делала. Потом еще я помещала на футболки высказывания ситуационистов. Тогда мне они очень нравились, например неплохая фраза «Под брусчаткой пляж», ее мы поместили прямо поверх девушки с голой грудью и выпяченными губами. Затем проделали в футболке дырки, застрочили их цветными нитками, подвернули рукава, чтобы они облегали и казались маленькими – в стиле одежды 50-х, которую я мастерила.
