Казалось, а я при чем? Но коммерческие секреты шпион продавал японским фирмам. Разоблачение его привело к тому, что по Внешторгу был издан приказ: с японцами дел не иметь, в здание их не пускать — в общем, проучить как следует. Чисто русское явление — чтоб неповадно было.
И вот появляюсь я с «японским уклоном» в коммерческой работе. У работников ТХИ мне удалось найти понимание довольно быстро, а вот секретарша… Она, как цербер, стояла на страже инструкций. Не зря говорят, нет кислее фрукта, чем лимон, и страшнее «зверя», чем секретарша в русской деловой структуре.
Японцы, знакомые и незнакомые, почувствовав брешь в официальном заслоне против них, начали названивать мне. Это были счастливые дни: я мог выбирать партнеров по переговорам, исходя из интересов разведки. Игра стоила свеч — такие контакты сопровождались японской благодарностью. С другой стороны — срабатывал принцип: если долго стрелять в ручей, то обязательно попадешь в рыбу.
Тем временем секретарша жаловалась на меня главе ТХИ, говоря, что работает на одного Максимова, который нарушает указание не иметь контактов с японцами. Секретарша была довольно истеричной и все делала громогласно и демонстративно. Новый глава ТХИ — человек мягкий и обходительный — понимал задачи разведки как государственное дело.
Разрешилась конфликтная ситуация просто. Из Японии возвратилась секретарша торгпредства, которая стала секретарем заместителя министра. У нашей семьи с ней там были теплые отношения.
— Ольга Андреевна! — воскликнул я, увидев «японскую секретаршу» в столовой Внешторга. — Рад вас видеть.
— Толя, я тоже. Как жена, дети, кто у вас родился? Я в двух словах рассказал: родился сын, работаю в ТХИ. Мимо проходила «моя» секретарша.
— Сусанна, — обратилась к ней Ольга Андреевна, — ты знаешь Анатолия? Этой мой друг по Японии.
Надо было увидеть лицо моей мучительницы! Она взглянула на меня, как смотрят на самого дорогого человека. Иерархия требовала подчеркнутого уважения: секретарша заместителя министра была выше, чем из ТХИ.
Конфликт был разрешен.
Среди моих знакомых коммерсантов из Японии время от времени появлялись такие, кто открыто предлагал свои услуги.
— Максимов-сан, мне пятьдесят, и все мое богатство — русский язык. Я был военнопленный в вашей стране и там его улучшил. Помогите мне, дайте контракт во Внешторге.
Контрразведывательная осторожность не позволяла мне отвечать взаимностью на такие предложения, но участвовать в конкуренции я давал возможность и таким.
В середине шестьдесят пятого года в парке «Сокольники» проходила торгово-промышленная выставка «Химия-65», в которой участвовали сотни фирм со всех континентов. Здесь получили развитие старые контакты по Японии и появились новые оперативно значимые знакомые из европейцев.
Профессионально общаясь с коммерсантами многих стран, я давал характеристики на них моим контрразведывательным коллегам, главною задачей которых было выявление кадровых сотрудников разведки Запада и связанных с ними деловых людей.
И вот в поле моего зрения появился однофамилец — работник крупной французской фирмы. Профессионально и грамотно он стал изучать меня, используя столь редкое совпадение. Выяснилось, что наши родные были из одних и тех же мест, но его отец выехал во Францию еще в революцию. На выставке работали тысячи иностранцев, и подсказка, кто может подозреваться в связях со спецслужбами Запада, — это экономия сил и выход на нужный объект контрразведывательного интереса. Мой тезка оказался кадровым разведчиком, «коллегой» с той стороны. Это установила «наружка» и кое-какие мои действия по согласованию с контрразведчиками.
На выставке я познакомился еще с одним французом российского происхождения. Это был типичный еврей с мощным басом и яйцевидной, совершенно лысой головой. Шестидесятилетний весельчак и балагур привлекал к себе внимание заразительной жаждой жизни. Мне он был симпатичен по многим причинам, одна из которых заключалась в обоюдном интересе к живописи. На эти темы мы много говорили с ним, сближаясь все более и более.
После закрытия выставки я ввел его в круг работников ТХИ, дал кличку «Рубо». Первая же моя просьба по добыванию образца была им воспринята с пониманием. Через месяц он привез нужную смазку, рассказав, что доставил ее на себе, в пальто:
— Все думал, как объясню таможенникам, если заинтересуются, почему она в кармане, а не в багаже?..
Как-то он пришел в ТХИ и рассказал историю:
— Зашел я на днях в гастроном на углу рядом с Внешторгом. Рядом оказались двое, по виду — алкаши. «Дай рубль» — говорят. Я дал. Они: «Жди здесь». Через минуту появляются с бутылкой и каким-то свертком. Зашли во двор. Они достали три стакана и разлили водку. В газете были хлеб и колбаса. Перед тем, как выпить, я сказал по привычке: «Ваше здоровье, господа!» Зажмурился и выпил. Когда открыл глаза — ни собутыльников, ни закуски. Мое «господа» и спугнуло их. Все бы ничего, да без закуски я не любитель выпить.
По делам оперативным «Рубо» каждый раз привозил что-либо. Наши отношения начали определяться как весьма перспективные. Но… всему приходит конец.
Одно из заданий было важным и весьма деликатным: достать образец молибденовой смазки, применяемой в системе гироскопов ракет армии НАТО. «Рубо» охотно взялся его выполнить. Через недели три приехал в Москву и сообщил, что путь добычи образца найден: работник фирмы «Боинг» в Париже имеет связи среди военных Франции.
— Мой друг из «Боинга» спрашивает, сколько нужно смазки?
Я запросил информационный отдел, тот уточнил просьбу у заказчика — военного исследовательского института. Через несколько дней я сообщил «Рубо», что нужно пять килограммов, якобы это стандартная упаковка. Вскоре «Рубо» прилетел из Парижа.
— Анатолий, я виделся с другом из «Боинга» и просил его достать нужное количество. А он мне в ответ: можешь не говорить, для кого эта смазка — для русских…
Я изумился такой прозорливости. Тот продолжал:
— Он еще добавил: для всех ракет НАТО нужно всего двести грамм этой смазки…
Это был шок. Какая нелепость! Но «Рубо» добил меня окончательно:
— Мой друг предостерег меня от участия в секретных делах с Россией. Более того, он сказал, что по моим следам идут люди из Сюрте националь — французской контрразведки и что они уже интересовались о характере связи меня с русскими.
И все же он выложил передо мной маленькую коробочку, в которой было около грамма нужной мне смазки.
Но безопасность есть безопасность, оперативные контакты с «Рубо» пришлось свести на нет. А жаль — человек большой энергии, он явно гордился специфичными заданиями. Главное, он понимал, что моральная правота в промышленном шпионаже на советской стороне: мы боролись против изоляции страны в научно-техническом прогрессе и на мировом рынке разделения труда.
