Полина вдруг вспомнила: вчера, возвращаясь домой уже на рассвете и боясь быть замеченными на фоне светлеющего неба, мы летели не напрямую через горы, - а, снизившись, свернули немного в сторону, к глубокой седловине. Что, если найти ее сейчас и прошмыгнуть по ней?
То, что легко удалось утром, оказалось очень трудным ночью. Еле-еле нашли эту седловину и, вспомнив всех святых, начали опасный перевал...
Когда горы остались позади, а перед нами открылась широкая панорама морского берега и обычная в районе цели картина - "березовая роща" из прожекторов, зенитный огонь, - мы так обрадовались, словно прилетели к тете в гости, а не на занятую врагом Балаклаву. Мы оказались, конечно, ниже всех наших самолетов. Кто-то сверху сбросил САБ, и он загорелся прямо над нами. Снизу открыли сильный огонь - немцы не жалели теперь снарядов: не с собой же их увозить! Но мы все-таки добрались до своей цели и сбросили на вражеский аэродром все триста килограммов бомб. Кажется, вместе с нами и самолет сказал: "Ух!" - и сразу полез вверх.
- Ну как? - с тревогой спросили Таня Алексеева и техник нашего самолета Катя Бройко, когда мы наконец вернулись с задания.
- Двести, - говорю.
- Что "двести"?
- Двести килограммов можно вешать. Больше нельзя.
В последние, решающие дни боев за Севастополь крымское небо было до предела забито самолетами. Советская авиация, безраздельно господствовавшая в воздухе, висела над противником днем и ночью. В это время впервые вошли в практику массированные ночные удары. Вверху, на высоте 3-4 тысяч метров, тяжелые бомбардировщики, а внизу - мы, легкие, тихоходные ПО-2. Поскольку насыщенность ночного неба самолетами была очень большой, то во избежание столкновений, мы зачастую ходили с огнями АНО, выключая их только в районе цели. А кой-кто мигал огнями даже над целью.
Противовоздушная оборона противника была настолько сильной, что наши летчицы с полным основанием говорили: "Севастополь - это Керчь в квадрате". Ничего подобного ни до ни после Севастополя я не видела. И только приходится удивляться, как наш полк в этот период не понес ни одной потери. Очевидно, "Голубая линия" и Керчь научили нас многому.
Наступило 9 мая, день, когда в Севастополе не осталось ни одного вражеского солдата. Город-герой взметнул в небо победный салют.
Ровно месяц прошел с того момента, как мы впервые ступили на крымскую землю. И вот уже расстаемся с ней. Мы неплохо здесь воевали. Об этом говорил боевой орден на гвардейском знамени полка.
Огромные лесные массивы, болота. Похожие одна на другую деревеньки. Белоруссия.
Мы принялись за изучение района. С жильем было очень туго - на весь полк только одна землянка. Но погода стояла теплая, и наша эскадрилья с удовольствием разместилась в лесу в шалашах. Пользуясь отсутствием строгого надзора полкового начальства, мы ходили в трусиках. Загорели до черноты. По вечерам разводили дымные костры, спасаясь от злющих комаров. Называли себя индейцами, а шалаши - вигвамами.
И вот первое боевое задание. Летчицы и штурманы тесным кругом сидят на полянке около командира полка. Приготовились отметить на карте точку, куда нужно сбрасывать бомбы.
- Сегодня мы будем шуметь, - начала майор Бершанская.
Наши головы разом поднялись от планшетов. Бершанская улыбнулась.
- Да, шуметь в самом прямом смысле слова. Ночью наши танковые части будут подтягиваться к переднему краю для решительного наступления. Гулом своих моторов мы должны заглушить грохот двигающихся танков. Противник не должен знать о готовящемся прорыве.
Всю ночь наши самолеты жужжали над передним краем. Во время заправки горючим летчицы весело перебрасывались короткими фразами.
- Как дела? - кричит с соседнего самолета Ира Себрова.
- Шумим, братец, шумим! - отвечаю ей. Утром позвонили к нам в штаб:
- Здорово, гвардейцы, шумели! Наши танки свалились на фашистов, как снег на голову!
Белорусская земля не баловала нас хорошими аэродромами. Кстати, мы никогда и не стояли на стационарных аэродромах, а всегда летали с естественных площадок, которые находили сами и приспосабливали для работы. Не все сходило гладко. Под Новоельней мы, как говорится, влипли на наспех выбранной площадке. Песок. Взлетать с бомбами невозможно. А задание выполнять надо! Тем не менее вышли из положения: несколько человек держала самолет за плоскости, летчица давала полный газ. Мотор ревел, набирая мощность. Команда: "Пошел!" - все отбегали, самолет рвался с места и, взметнув позади себя клубы песка, взлетал.
Здесь, в Белоруссии, в полку возникла хорошая традиция: перед началом особо трудной боевой ночи на старт выносили наше гвардейское знамя. Освобожденное от чехла, оно тихо шелестело на легком ветерке около командного столика. Придешь с докладом, посмотришь на него, и на душе становится спокойно и тепло. А потом в полете перед глазами блестят золотые буквы на красном шелке: "46-й гвардейский..."
И еще одна хорошая традиция зародилась у нас в те дни. Если не было боевой работы, то на вечернем построении мы всем полком исполняли Гимн Советского Союза. Голоса у девчат были хорошие, и гимн звучал мощно и красиво. Обычно это происходило на открытом воздухе, и местные жители толпой стояли в сторонке и с удовольствием слушали нас. "Славься, Отечество наше свободное!" - далеко летело над полями плесами Белоруссии.
Началось стремительное наступление наших войск. Мы перелетели на площадку, которая находилась всего в шести километрах от линии фронта. Так близко к передовой полк еще никогда не стоял. Это было сделано в расчете на дальнейшее отступление немцев.
Перебазирование не обошлось без происшествий. Некоторые самолеты попались на глаза немецким истребителям и прилетели с пробоинами. Особенно сильно пострадала машина Клавы Серебряковой, и ее штурман Лида Демешова была серьезно ранена в руку.
Едва мы успели разгрузиться, как послышалась ежевечерняя команда:
- Боевые экипажи, за получением задачи! Ставя задачу, майор Бершанская обратила наше внимание на изменение места и режима работы наших приводных маяков.
- Ближайший к нам маяк, - сказала она, - в восьми километрах строго на север. Через каждые пять минут он будет делать лучом три оборота и затем три покачивания на запад. Прошу также учесть, что ввиду близости линия фронта светомаскировка на старте будет особо тщательной. Другие полки дивизии находятся...
Минут через двадцать мы с Полиной Гельман взлетали. Ночь темная, видимость никудышная. На цель все же вышли хорошо. Отбомбились, пошли домой. Но прямо с маршрута выйти на аэродром не удалось.
Вдали заработал световой маяк.
