Вдали заработал световой маяк.
- Давай к нему, а оттуда уже домой, - предложила Полина.
- Пожалуй, - согласилась я, - нам ведь не так часто приходится пользоваться услугами светомаяков. Подошли. Взяли курс на юг.
- Через пять минут будем на аэродроме, - уверенно проговорила Полина.
Пять минут прошли, но, как ни таращили мы глаза, никаких признаков аэродрома под нами не было. Что за оказия? Подошли еще раз к маяку, опять взяли южный курс. Ни одного огонька!
- Вот как замаскировались, что и свои не найдут, - говорю штурману. Вдруг слышу:
- Смотри, вон стартовые огни!
- Что-то не похожи на наши, - усомнилась я.
- Значит, это "братский" аэродром. Пойдем туда. Сколько можно кружиться?
- Не возражаю.
Сели. Это действительно был бочаровский аэродром. И там уже находились три наших экипажа: тоже не нашли свой дом.
- Слава богу, хоть не мы одни заблудились, - шепнула мне Поля.
Нам подвесили бомбы, и мы опять полетели на задание. Но в ту ночь нас словно заколдовали. При возвращении от цели повторилась та же история, что и в первый вылет: опять несколько раз начинали "танцевать" от маяка, но все напрасно - наш аэродром как сквозь землю провалился!
- Что за чертовщина! - выругалась я. - Где же нам садиться?
- Не пойму что-то... Ведь от маяка до аэродрома рукой подать, - в растерянности бормотала штурман.
Мы до того закружились, что, откровенно говоря, я стала сомневаться, на своей ли территории находимся.
Но вот впереди слева обозначились три огонька. Они были точь-в-точь такими, как у "братиков". Не раздумывая, я направилась к ним. Мне было больше невмоготу вертеться в заколдованном круге.
Штурман молчала. Очевидно, она была согласна с моим решением.
Сели. Зарулили. Мне даже не хотелось вылезать из кабины и идти на КП с докладом. Неприятно все-таки признаваться в том, что опять не нашли свой старт.
К самолету подошел мужчина и молча влез на трап, намереваясь, очевидно, что-то спросить у меня.
- А мы опять к вам! - улыбаясь, проговорила я бодрым голосом.
- Райка, - дернув меня за рукав, в испуге зашептала Полина, - Разве ты не поняла, что мы не у бочаровцев?
- То есть как это "опять к вам"? - с удивлением спросил мужчина. - К нам сегодня никто не прилетал из женского полка. Так, так... "А мы опять к вам!"... Ясно! Значит, вы где-то уже побывали в гостях? Значит, вы уже долго блуждаете по ночному небу?
- Дядечка, - стараясь все обернуть в шутку, умоляющим голосом заговорила я, - дайте нам немного бензина, и теперь мы определенно долетим до своего дома!
- Ну, нет! Я вас не выпущу. "Ах, попалась, птичка, стой!" - И уже сердито добавил: - Чего доброго, вы еще к немцам по ошибке сядете и тоже скажете: "А мы опять к вам!" Нет уж, сидите до рассвета, а я позвоню сейчас Бершанской, чтобы не волновалась. Утром, при ясном солнышке, перелетите к своим.
Так и не выпустил.
Мы с Полиной были в крайнем недоумении: почему никак не могли выйти к своему аэродрому от светового маяка?
Наше недоумение рассеялось, когда прилетели утром домой. Оказывается, нам в полк передали неправильные координаты маяка, они расходились с действительными на шестьдесят градусов.
А фронт быстро двигался все дальше на запад, оставляя позади себя много не ликвидированных до конца "котелков" с гитлеровцами. Одни из них разбредались по лесам, другие, напротив, выходили из лесов и сдавались в плен партиями и поодиночке. Обстановка была сложной, даже тревожной, но настроение было отличное: мы идем на запад!
...Нещадно палит июльское солнце. В небе ни облачка. Над аэродромом дрожит горячее марево, в зыбких волнах которого далекие предметы приобретают причудливые формы. В поисках хоть какой-нибудь тени мы со штурманом Полиной Гельман залезли под крыло самолета. Сняли с себя гимнастерки и сапоги. Эти кирзовые сапоги, большие, тяжелые, были нам ненавистны. Да и надевать их нужно было с портянками, иначе они болтались и натирали ноги.
Прошедшую ночь полк не работал: фронт ушел далеко вперед, и нам не хватало радиуса действия. Сегодня мы готовились к перебазированию. Маршрут на карте уже проложен, ждали только команду на взлет.
Лежа на спине под крылом самолета, я от нечего делать рассматривала его боевые рубцы - аккуратно заклеенные пробоины от пуль и осколков снарядов. Сколько их! Я даже удивилась.
- Бройко, почему это так много заплаток у нас на крыльях? - спросила я своего техника, которая что-то делала в кабинах.
- Как раз столько, сколько вы привозили дыр, Я не ковыряла их нарочно, - ответила острая на язык Катя Бройко.
Мне не хотелось больше заговаривать: жара.
- Знаешь, Райка, о чем я подумала сейчас? - нарушила молчание Полина.
- Не догадываюсь.
- Наш экипаж мог бы служить примером единства противоположностей.
Поля любила иногда пофилософствовать,
- Давай, выкладывай свои доказательства.
- Вот смотри, - она лукаво улыбнулась, - ты высокая, я маленькая, у тебя глаза черные, у меня - голубые, ты смуглолицая, я бледнолицая.
- О моя бледнолицая сестра! Твои рассуждения столь оригинальны, что мне тоже захотелось испытать свои силы в умении раскрывать истины. Слушай, я продолжаю: ты спокойная, выдержанная, разум у тебя преобладает над эмоциями...
- А ты беспокойная, невыдержанная, эмоции всегда лезут наперед. Согласна?
- Пусть будет так. Продолжаю. Я непосредственная, неглупая, не...
- Э, так не пойдет! Это нечестная игра.
- Один-ноль в мою пользу, идет? Да, а в чем же у нас единство, по-твоему?
- Мы составляем один экипаж.
- Справедливо. Счет - один-один.
Вдруг на аэродроме возникает заметное оживление. Кое-кто начинает запускать моторы. Мимо нас пробегает посыльная из штаба и на ходу передает распоряжение командира полка готовиться к вылету.
Мы с Полиной вскакиваем, одеваемся и залезаем в кабины. Я умышленно не надеваю сапог: ногам так хочется отдохнуть от них!
- Катя, брось мои сапоги в гаргрот, - прошу техника, с наслаждением притопывая босыми ногами по полу кабины.
- Вот узнает Бершанская, она тебе задаст, - ворчит Поля. - Чего придумала!
Мы вырулили на старт. Командир полка поднялась ко мне на трап. Я поспешно убрала босые ноги с педалей.
- Деревня Новосады, на Немане, знаешь. Будешь садиться прямо на улицу. Там принимает майор Амосова. Повнимательнее, - закончила она своей обычной фразой и разрешила взлетать.
Между прочим, при выборе площадок наш полк всегда тяготел к воде. То ли это была речка, то ли озеро. В теплую погоду мы все свободное время проводили у воды: купались, стирали, загорали. Женщинам присуще стремление к опрятности, чистоте. У нас же, летчиц, это стремление исходило еще и из чисто профессиональных, так сказать, соображений. Ведь каждая понимала, что любой боевой вылет мог оказаться последним в ее жизни. Не хочу сказать, что мы летали с чувством фатальной обреченности на смерть. Вовсе нет! Но мы хорошо знали, что иной раз и шальная пуля бывает роковой. Поэтому у нас существовал неписаный закон: летишь на боевое задание - надень все свежее, пришей чистый подворотничок к гимнастерке. В конце концов это стало для нас одним из элементов подготовки к боевой работе.
