- А вы уже здесь? - удивился командующий, поздоровавшись.
Немецкие наблюдатели там, на той стороне канала, вероятно, засекли оживление, наступившее на крыше. Затрещал пулемет. Целый веер пуль полоснул по трубам, завязалась артиллерийская дуэль. Под визг пуль, рикошетировавших о крышу, командующий что-то говорил Рыбалко и другим генералам, что-то показывал им на расстеленной прямо по крыше карте, сердито беседовал по телефону. Словом, работал. А между тем поднявшееся солнце расплавило туман, и в розоватом свете его лучей сверху открылась панорама Берлина - черный канал, липнущие к нему массивные здания завода или склада, а дальше улицы, площади, шпили кирх, руины домов. И все это заволоченное дымом пожаров.
Опять вспомнились слова Конева, сказанные там, под Калинином, когда у меня появилась идея написать очерк о нем самом. Вспомнилось, как резко перечеркнул он ту мою задумку. "Вот возьмем Берлин, тогда, пожалуйста, пишите. - И добавил: - Если мы к тому времени живы будем".
"Возьмем Берлин!" - это он сказал, когда до Берлина было почти две тысячи километров. А до Москвы - рукой подать. Теперь Берлин хорошо виден с крыши этого долговязого домины.
Маршал стоит у парапета с биноклем. Не знаю, доводилось ли ему когда-нибудь с такой удобной позиции обозревать сразу передовые части своего фронта. Утро завязалось ясное. Дымка была лишь под городом. А над Германией - голубое небо. Отсюда, с крыши, на левом фланге вдали просматривались даже контуры какого-то города, вероятно Потсдама, где сейчас бились танкисты славного генерала Лелюшенко, а справа, за черепичными крышами Тельтова, можно было видеть части другого фланга, которые где-то тут, у окраины Берлина, начнут свое движение на соединение с левым флангом 1-го Белорусского фронта, чтобы завершить окружение. Окружение главной цитадели нацизма.
Приходилось ли кому-нибудь из военачальников этой или другой войны решать более сложную, более важную задачу, чем та, которую предстоит сейчас решать Маршалам Советского Союза Г. К. Жукову и И. С. Коневу в этом сражении, втянувшем в себя несколько миллионов солдат, десятки тысяч орудий, танков, самолетов?
А между тем лицо Конева спокойно. И вот опять из-за канала послали очередь, где-то у самых ног маршала цвиркнула пуля и, взвизгнув, отрикошетила, или, как говорят солдаты, ушла за молоком. Он только посмотрел в ее сторону и продолжал телефонный разговор с командармом Лелюшенко, передавая какой-то приказ, связанный с боями в районе Потсдама. Выбрав свободную минуту, я спросил командующего, что он думает о предстоящих боях за Берлин.
- Тяжелые будут бои. Очень тяжелые. Отступать им некуда, будут стоять насмерть. А они воевать умеют. Противник серьезный.
Я вопросительно посмотрел на маршала.
- Тяжелый город, - продолжал командующий, задумчиво глядя на окутанный дымами пожаров Берлин. - Постройки-то крепостной толщины. Их и средним калибром не возьмешь. А реки, речки, каналы! Вон их сколько! И все в гранит одеты. Эти гранитные шубы разве что для тяжелой авиабомбы. А метро! Дом за домом брать придется. - И, подумав, добавил: - Зато возьмем - и конец войне.
Отойдя в сторону, я сейчас же записал эти его слова. Интересно же будет узнать потомкам, что думал в решающую минуту перед началом штурма неприятельской столицы полководец, прошедший со своими частями от Москвы до Берлина.
А потом началось сражение, и можно было тут же оценить справедливость недавно произнесенных слов. Первый период боя за Тельтов-канал стоил многих жертв, ибо каждую огневую точку пришлось подавлять массированным огнем и каждый дом на берегу канала, заводские здания, склады, штабеля сложенного в баррикады тесаного камня - все это превращалось в редуты. Впервые за всю войну я видел, как солдаты в черных мундирах и резиновых плащах войск СС шли в атаку в полный рост, словно каппелевские офицеры в фильме "Чапаев". Много их полегло. Зато штурмовые батальоны 22-й мотострелковой бригады имели уже несомненный успех. Под непрерывным огнем артиллерии солдаты на лодках, на бревнах, на каких-то ящиках переплывали канал, перебирались по фермам взорванного моста.
В эту минуту я посмотрел на командующего. Его круглое лицо хранило растроганное выражение, а голубые глаза были влажными. Хотел спросить, что он думает в эту минуту, но он резко отвернулся.
- Потом, потом... - Но тут же добавил: - Заметьте, красный флаг уже в Берлине!
И действительно, там, за каналом, ветер шевелил красный флаг, привязанный к какой-то железной ферме.
В десять часов тридцать минут пришло донесение, что части армии Рыбалко, продолжая наступление в северном и восточном направлениях, уже соединились с армией 1-го Белорусского фронта. Командующий, обращаясь к нам, сказал:
- Запомните, двадцать четвертое апреля. - Он был строг и деловит, наш командующий.
- А что думает сейчас командующий одного из фронтов, окруживших Берлин?
- Потом, потом. Сейчас воевать надо.
Свою корреспонденцию об этом дне, которую я написал на крыше здания, условно именовавшегося небоскребом, корреспонденцию о прорыве в Берлин первых частей 1-го Украинского фронта, я так и датировал: "Двадцать четвертого апреля, Берлин".
ВЕЧНЫЙ ИСТОЧНИК БОДРОСТИ
Эту книгу я закончил в дни, когда отмечали семидесятипятилетие славного полководца.
Но столь почтенный свой юбилей маршал встретил совсем не по-стариковски. Он был полон энергии, забот, замыслов.
По окончании войны он занимал ряд крупных военных постов, на которых талантливо, творчески применял огромный опыт своей более чем полувековой службы в Советской Армии.
После войны И. С. Конев был главнокомандующим Центральной группой советских войск в Австрии, где ему приходилось совмещать дела военные с делами дипломатическими.
Затем он командует Сухопутными войсками Советской Армии и на этом посту много и плодотворно трудится над изучением и обобщением опыта войны, над закреплением его в новых уставах.
Служит главным инспектором Советской Армии.
Командует войсками Прикарпатского военного округа.
Является первым заместителем министра обороны СССР.
Пять лет, с 1955 до 1960 года, он главнокомандующий Объединенными Вооруженными Силами стран Варшавского Договора.
И в ходе всей этой деятельности Конев не раз в острейших международных ситуациях выполняет ответственные задания партии и правительства.
Как и в дни войны, он продолжал оставаться полководцем с комиссарской душой - энергичным, инициативным, волевым и очень внимательным ко всему, что касается дел человеческих.
Большую военную работу Иван Степанович умело сочетал с активным участием в партийной и общественной жизни страны. Он делегат многих партийных съездов. На XVIII партсъезде избирается кандидатом в члены ЦК КПСС, на XIX, XX, XXII, XXIII и XXIV съездах - членом Центрального Комитета партии.
