1 сентября 1941 г. появился декрет, предписывающий всем евреям носить желтую звезду. 20 января 1942 г. на сверхсекретном совещании в Ваннзее были выработаны основные положения так называемого «окончательного решения еврейского вопроса», после чего уничтожение евреев, а позже цыган и представителей других национальностей, объявленных «недочеловеками», из беспорядочно-случайного сделалось последовательным, методическим, научным, и значительная часть германских ресурсов и организационных умений переключилась с ведения войны на истребление невинных людей. 26 августа 1942 г. марионеточный Рейхстаг проголосовал за предоставление Гитлеру дискреционных полномочий по осуществлению правосудия. В преамбуле к закону говорилось: «В настоящее время в Германии нет больше прав, есть только обязанности…» Через несколько дней в своем еженедельнике «Дас Рейх» Геббельс разъяснил, что теперь будет: «Буржуазная эра, с ее ложным и дезориентирующим понятием гуманности, закончилась…» Впредь двери в варварство распахнутся настежь.
К тому времени радикально изменилась и повседневная жизнь в Берлине. За вступлением США в войну последовал массовый выезд латиноамериканских дипломатических миссий, служивших до тех пор последним бастионом светской жизни в столице Рейха. А так как на Восточном фронте германские войска несли тяжелые потери, коснувшиеся практически каждой немецкой семьи, для беспечного веселья и подавно не оставалось места. Отныне каждодневные усилия Мисси и ее друзей — по крайней мере тех из них, кто не находился на фронте, — сосредоточатся главным образом на выживании — физическом, но также и нравственном, на том, чтобы устоять перед голодом, бомбами союзников, но в дальнейшем и перед все усугубляющейся политической тиранией и преследованиями.
Совершенно неожиданным (принимая во внимание происходившее вокруг) может показаться одно из писем Мисси, отправленное из Кицбюэля матери, где описывается короткий отпуск, проведенный ею с Татьяной в начале 1943 г.
Мисси из Кицбюэля — матери в замок Кенигсварт, 8 февраля 1943 года:
«Мы с Татьяной здесь уже неделю и чувствуем себя прекрасно отдохнувшими. Мы ведем здоровый образ жизни — ложимся спать в 9 вечера, встаем в 8. 30 утра. У нас прекрасная комната, с горячей и холодной водой, хотя без ванны. Мы должны сами покупать себе продукты на завтрак, так что обычно питаемся в городе в чудесном ресторанчике под названием «Киццо». Еда очень питательная (шницели, изумительный сыр, различные фруктовые торты и т. п.) и подается большими порциями. Город фактически представляет собой большую деревню с разноцветными домами, черепичными крышами и единственной главной улицей, где много прелестных кафе и магазинов.
Высота здесь всего 800 метров, но в хорошую погоду мы поднимаемся по канатной дороге еще на 900 метров. Там мы лежим на солнце на большой террасе, откуда остальные спускаются в долину на лыжах (мы этого не делаем). С лыжниками все время происходят несчастные случаи — обычно они попадают лыжными палками друг другу в лицо. И я учусь кататься на лыжах и делаю успехи. То и дело падаю, но без особого вреда для себя.
Мы почти ничего не знаем о политической ситуации, так как сюда доходят лишь немногие газеты, да и те мгновенно раскупаются. Если бы не сестры Вреде, которые систематически посылают нам газетные вырезки, мы и не знали бы, что происходит…»
* * *
Пару месяцев спустя, в апреле 1943 г., немцы объявили об обнаружении в лесу близ Катыни, под Смоленском, массового захоронения, содержащего останки примерно 4400 польских офицеров, взятых в плен Советами в ходе краткой польской кампании осенью 1939 г. Все были убиты выстрелом в затылок. Впоследствии дневник Мисси прольет новый свет на этот эпизод.
Происходили, однако, и другие события — уже в самой Германии, — которым предстояло самым драматическим образом сказаться на жизни Мисси и жизни ее ближайших друзей: набирало ход движение антинацистского Сопротивления.
Уже весной 1939 г., когда Гитлер объявил о своем намерении начать войну, влиятельные круги в самих вооруженных силах, но также и за пределами их, стали подумывать о том, как положить конец тому, что они считали и преступлением, и безумием, — путем свержения фюрера и даже его физического устранения. Но по мере того как Германия одерживала победу за победой, ряды заговорщиков редели — за счет предательств, смещений, арестов и даже казней. Сам Гитлер, казалось, был заговорен от гибели: все попытки убить его кончались ничем. И не помогло участникам Сопротивления требование о безоговорочной капитуляции Германии, выдвинутое союзниками на Касабланкской конференции в январе 1943 г. Лишь постоянные уже немецкие поражения на Восточном фронте и последовавшая вскоре высадка союзников в Италии, а затем во Франции, вкупе с неуклонным ростом власти СС и непрестанным ужесточением нацистской политики и методов ведения войны (что возмущало самых благородных представителей германских вооруженных сил), придали весомость и срочность планам новой группы заговорщиков, со многими из которых Мисси почти ежедневно общалась.
И теперь ее регулярный дневник возобновляется.
(июль — декабрь)
Берлин. Вторник, 20 июля.
Только что виделась с сестрами Вреде, они решили переехать в Байрейт. Они не одиноки в своем желании покинуть столицу. К тому же после того, как их единственный брат Эдди был убит в самом начале русской кампании, они стали метаться. Обе — медсестры Красного Креста и легко могут устроиться на работу в другом городе.
Из Москвы начал передачи некий «Комитет свободной Германии». Реакция некоторых моих здешних друзей: «Вот что мы должны были делать в России с самого начала!»[89]
Четверг, 21 июля.
Обедала с Бурхардом Прусским, он теперь штатский: его, как и всех принцев королевской крови, вышвырнули из армии. Он надеется получить работу в промышленности, но это будет нелегко. Он типичный представитель порядочного немецкого офицерства «старой школы», и его обучали только в расчете на военную карьеру.
После того как в 1940 г. входе кампании на Западе был смертельно ранен принц Вильгельм Прусский, старший сын кронпринца, все члены бывших правящих домов Германии были отозваны с фронта. Позже их вообще уволили из вермахта. Эти меры, принятые нацистами с целью предотвратить взлет монархических настроений, который мог бы последовать за гибелью «на поле брани» столь заметных лиц, сыграли в действительности прямо противоположную роль: они спасли жизнь одной из наиболее ненавидимых нацистами общественных групп.
