какие-то наметки, разработать какой-то свой план действий давала ему возможность спать по ночам.
Отказавшись от неуклюжих попыток модернизировать книгу Пьюзо, Коппола разработал механизм их сотрудничества в деле написания сценария. Он писал черновик, а затем посылал его Пьюзо домой на Лонг-Айленд или в его новый офис в компании Paramount. Пьюзо вносил исправления, переписывал то, что хотел переписать, и снова отправлял сценарий Копполе. По мере того как сценарий, страница за страницей, ходил туда и обратно, представление о фильме становилось все более ясным. Постепенно Копполе стало нравиться общество Пьюзо. Оба они после ссор с женами любили поиграть в баккару, покер или кости. А вот работали совершенно по-разному: Пьюзо требовалась целая вечность, чтобы начать что-то делать, а Коппола, напротив, приступив к работе, никак не мог остановиться.
Он садился за угловой столик в Caffe Trieste в районе Норт-Бич со своей пишущей машинкой Olivetti Lettera 32 и чистыми листами бумаги. В течение нескольких недель он каждый день приходил сюда после обеденного наплыва посетителей и располагался в глубине зала у телефонной будки.
«Я просто сидел, смотрел на входивших и выходивших людей и занимался своими листочками. Мне это нравилось. Я жил мечтой. Я сидел в кафе, где было много шума, где говорили по-итальянски, где ходили симпатичные девушки, – это и была моя мечта. Я чувствовал себя как герой оперы “Богема”».
Иными словами, это было самое приятное время из всего связанного с этим фильмом.
* * *
Кастинг «Крестного отца» напоминал битву за место под солнцем. У Копполы были свои представления о том, кого он хочет видеть в этой ленте, у Paramount – свои. Неудержимая сила наталкивалась на совершенно непоколебимый объект. Бюджет фильма продолжал расти. Мало того, теперь это был исторический фильм, и Коппола настаивал на съемках эпизода, когда Майкл прячется на выжженной солнцем Сицилии, где влюбляется в Аполлонию – девушку небесной красоты (актрисе Симонетте Стефанелли было всего шестнадцать лет). Режиссер хотел таким образом установить связь со старым миром, со всеми этими средневековыми городами, стоящими на скалистых вершинах, – ведь именно здесь зарождалась мафия. Внезапный контраст с Нью-Йорком был подобен переходу из ночи в день. Эванс не видел в этом никакой необходимости. Разве нельзя все то же самое снять в горах Адирондак на северо-востоке штата Нью-Йорк?
Все это время книга «Крестный отец» продолжала продаваться (в итоге разошлось 650 тысяч экземпляров в переплете и более 10 миллионов в мягкой обложке, что навсегда избавило Пьюзо от долгов). Автором заинтересовалась пресса. «Он становился более значимым, чем я, – вспоминал Коппола. – И на студии начали задаваться вопросом, а не ошиблись ли они, выбрав меня режиссером».
Теперь на каждой встрече все были настроены против него – и Эванс, и Барт, и Джаффе. В кабинете при разговорах всегда присутствовали какие-то юристы, а где-то на заднем плане, по-видимому, насмехался над выскочкой Блюдорн. Брандо по-прежнему не допускали к съемкам – Джаффе даже слышать об этом не хотел.
Похоже, они лично озаботились поисками итальянца на роль дона Корлеоне. Эванс предлагал ее Карло Понти, великому итальянскому продюсеру фильма Феллини «Дорога», хотя Понти никогда не играл в кино. Тут Копполе стало интересно: а кто еще таким образом появится в его жизни? Студия раскинула сети пошире: среди кандидатов на роль упоминались Энтони Куинн, Джордж К. Скотт, Джон Хьюстон, Эрнест Боргнайн. Списки кандидатов все росли. Коппола предложил кандидатуру Лоуренса Оливье, а затем вернулся к Брандо. Эванс на него наорал и обозвал дураком.
Несколько слов о Марлоне Брандо. Он родился в 1924 году в Омахе, штат Небраска, у жестокого, не любившего его отца и ненадежной, выпивающей матери. Интересно, как это соотносилось с тем, что его отец владел магазином по продаже химических удобрений, а мать руководила театром? Так или иначе, в биографии Брандо, опубликованной в 1994 году под названием «Песни, которым научила меня мать», прямо говорится о безотцовщине. «Большинство моих детских воспоминаний об отце приходится игнорировать, – вспоминал он. – Я был его тезкой, но ничто из того, что я делал, никогда его не радовало и даже не интересовало». В течение всей своей карьеры Брандо не выносил авторитарности.
Изгнанный из военной академии, Марлон вслед за своими сестрами переехал в Нью-Йорк. Там, посещая занятия по актерскому мастерству, он начал разделять взгляды ученицы Станиславского Стеллы Адлер, ставившей на первое место опыт переживаний, отверг подход Ли Страсберга, исходившего из психологии, и встал на ноги с Элиа Казаном. Молодой человек обладал внешностью Адониса и острым, оригинальным, изобретательным умом.
Брандо ждала яркая, как солнце, слава и статус величайшего представителя нового поколения актеров. Шумным успехом пользовались такие фильмы с его участием, как «Дикарь», «Юлий Цезарь» и, конечно, очаровательная лента «Парни и куколки». Но к 1960-м годам ореол Брандо заметно потускнел. Он стал безразличным к материалу, и публика сразу почувствовала это пренебрежительное отношение. В погоне за славой он стал до безумия тяжелым в общении. Фильм «Мятеж на “Баунти”», где его партнером был Тревор Ховард, превратился в самоисполняющееся пророчество: взбешенная недостатками сценария звезда стояла перед камерой и отказывалась играть.
Наследие Брандо как актера стало неразрывно связано с наследием Копполы. Но успех «Апокалипсиса сегодня» был еще впереди, а пока что молодой режиссер боролся за право пригласить в свой фильм икону американского кино.
К 1970 году акции Брандо начали свободное падение. Его последний фильм «Гори!» (итальянская историческая драма Джилло Понтекорво) стал катастрофой. Но Копполу это не остановило. Он ведь обещал… И поэтому предпринял еще одну попытку предложить кандидатуру Брандо.
И тут Джаффе взорвался: «Как президент Paramount Pictures я заверяю вас, что Марлон Брандо никогда не появится в этом фильме! Более того, как президент компании я больше не позволю вам это обсуждать!»
Это высказывание, слово в слово, навсегда выжжено в памяти Копполы.
За молодого режиссера заступился Эванс: «Да дай ты парню пять минут! Выслушай ты его».
Коппола применил все свое искусство убеждения. Он был похож на адвоката, защищавшего чью-то жизнь. Он привел все возможные доводы, по которым эту роль должен был сыграть исключительно Брандо. «Это был человек-оркестр: он пел, танцевал, декламировал стихи, прыгал по комнате, – вспоминал продюсер Эл Радди. – Мы все просто потеряли дар речи».
Достигнув финала своего страстного выступления, Коппола в полуобморочном состоянии рухнул на пол и начал корчиться в судорогах, будто у него случился припадок или сердечный приступ. Это была шутка – уловка, которую он когда-то использовал, чтобы добиться успеха в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Джаффе, кажется,
