Наружное освещение улиц и мощение проездов к 1882 году коснулось лишь Соборной площади и спуска к пароходной набережной на Туре, поэтому с ночи город погружался во тьму. Воровство, грабежи, избиения, убийства, покусы горожан бродячими собаками случались не только почти каждую ночь, но и днём. И при этом Тюмень не имела полицмейстера!?
К примеру, в ночь на 9 декабря из кладовой свёкра Надежды Александровны посредством выламывания каменной стены было выкрадено… 50 пудов сахару! А уже 11 декабря из конюшни исчезла лошадь инспектора Тюменского реального училища, квартировавшего в доме Колмогорова[176].
Оживляли картины ночного беспредела только курьёзные сообщения в тобольской газете типа: «Шуба, украденная у товарища прокурора по городу Тюмени, на днях найдена в кирпичных сараях; похититель неизвестен».
Но было у горожан и нечто любимое всеми: раскинувшийся на 100 десятинах прекрасный загородный Александровский сад, заложенный ещё в 1839 году с участием «степенного» 3-й гильдии купца И. В. Иконникова, единственный, пожалуй, во всей Западной Сибири; простонародный праздник «Ключ», проходивший на площади в половину квадратной версты за двумя логами Большого Городища. На месте давно исчезнувшего целебного ключа в первое воскресенье Петрова Поста (10-е воскресенье после Пасхи) разворачивалось широкое гульбище с балаганами, угощением и… повальным пьянством!
Надежда Александровна пыталась как-то приспособиться, вписаться в новый и необычный для неё домостроевский уклад жизни сибирского купечества — всех этих Колокольниковых, Решетниковых, Шешуковых, Подаруевых, Текутьевых, многочисленной родни мужа с их церемониями, церковными праздниками, суровыми постами, визитами, домашними вечеринками.
Молодой супруг, увлёкшись делом, неделями пропадал на строящейся дороге Екатеринбург — Тюмень. Странный, не по сибирским обычаям, брак Сашки-инженера на барыне «с прошлым» молчаливо осуждался семейством Колмогоровых, хотя и без видимых выпадов. Но неприятие «висело в воздухе» и угадывалось в нравоучительных поговорках старого Филимона: «Дом вести, не крылом мести», «Как заживёшь, так и заслывёшь…»
Заботы немолодой жены в основном касались дома, воспитания малолетнего сына, дочери-подростка, определённой только в январе 1884 года во 2-й класс женской прогимназии, и писем к сыновьям. Дмитрий — будущий известный капитан дальнего плавания — учился в Керченских мореходных классах. Борис — впоследствии «его превосходительство» и протеже Его Императорского Высочества великого князя Константина Константиновича — постигал азы военных наук в 3-ем Московском кадетском корпусе.
Из писем этого периода, адресованных Борису сестрой:
…Сибирь не то, что ты думаешь. Морозы в 40° бывают только 2–3 раза в зиму. При этом крестьяне спокойно торгуют на рынке. Есть здесь земляника, малина, вишни и даже китайские яблочки, растущие в собственном саду…
…Скажу об окружающих людях. Сана мне отчим, но все считают, что я его дочь и поэтому у меня много родни. Больше всех я люблю бабушку Парасковию Фёдоровну, потом жену брата Саны — Марию Евменовну и её сестру Анну Евменовну. Если бы ты сё знал, то тоже непременно бы полюбил (добрая, красивая — одни глаза чего стоят). Кроме них, у меня ещё пропасть бабушек и тётушек.
Учусь не худо. В третий и четвёртый классы переведена с наградами 3-ей степени. Сейчас иду четвёртой ученицей: Закон Божий, арифметика, география, история, естественная история — 4; русский, геометрия и рукоделие — 5. Когда кончу курс, буду поступать в Московский институт. С одним не могу свыкнуться: это быть благонравной девушкой по понятиям здешних учителей. Представь себе, для этого я должна целый день учиться или вязать чулок. Хожу в платьях до того длинных, что просто запутываюсь в них. Ног не видно. И надо соблюдать все посты. Оленька живёт у нас в качестве Гришиной гувернантки. Борюша, я тебя люблю больше, чем Митю. Отчего не писал о папе? Ведь я его никогда не забуду. Целуй его за меня много, много раз. Маня[177].
Надежда Александровна, внимательно наблюдая окружающую необычную действительность, впитывала в себя её краски и ощущения, словно предчувствуя, что когда-то всё это выплеснется на страницы собственных книг. Она подмечала слова и обороты речи сибирского говора, вкус желтовато-серого хлеба, выпекаемого из непросеянной муки, внешний вид жителей — скромных и трудолюбивых тюменцев, щедро подающих отверженным не только разную снедь. За степенностью и сытостью купцов разглядела хитрость, прижимистость и расчётливость дельцов, торговавшихся до изнеможения.
Далёкая от истовой веры, она подмечала особое почитание прихожанами сибирских святых от Блаженного мученика Василия Мангазейского до игумена Туруханского Троицкого монастыря Илиодора. Её поражали безумные натиски весны, стихийная мощь ледоходов и разливов Туры. Размыкая тоску, она научилась управлять и лодкой на реке, и лошадьми в поездках верхом и в санях к мужу на трассу железной дороги.
Из дневника:
…Если я и боялась сломать себе шею, то только потому, что не хотелось бы лежать в этой холодной и трижды чуждой мне земле…
…Однажды зимой мне пришлось жить на стекольном заводе[178] в тайге. С непривычки, бывало, целую ночь прислушиваюсь, как стонет она и мерно, крепко стучит, ударяя обледенелыми ветвями одна о другую. Этот зловещий стон тайги преследовал меня долгие годы. Так же, как и волки…[179]
Известная же благотворительность городского купечества, порой благодетельного до беспамятства, в её глазах лишь резче обнажала язвы и убогость провинциальной жизни, находящейся в полной зависимости от власти крупного капитала. Далёкое от демократических взглядов на общественное устройство, но либеральное по духу и воспитанию сознание домашней учительницы не могло с этим смириться.
Тем любопытней сообщения «Сибирской газеты»[180] о… театральной жизни Тюмени конца 1884 — начала 1885 годов, когда «после недавно царившей в городе скуки теперь на неделе идут по 2–3 спектакля»!!! Среди четырёх местных трупп упоминаются три любительские и одна — драматических артистов.
Как отмечает рецензент, в продолжение 2-х недель были поставлены: «Фофан», водевиль «Любовный напиток» и «Бобыль». В первой пьесе пальма первенства выпала на долю Н. А. Колмогоровой, прекрасно исполнившей роль Левшиной. Очень недурно сошла и комедия «В осадном положении».
