К числу тех, кому баллады «показались негодными», прежде всего, относили автора киноповести Леонида Леонова, который после просмотра первого варианта картины (с балладами Высоцкого) заявил, что испытывает противное ощущение, будто застал в своей кровати чужого мужчину… Но от Государственной премии за фильм-адюльтер Леонов не отказался. Впрочем, в 1977 году подобное восприняли бы как антисоветский выпад.
Кстати, среди лауреатов Госпремии за создание «Мак-Кинли» оказалась и Алла Демидова, исполнявшая крошечную, но яркую роль Потаскушки. Награда была неожиданной. Впрочем, в Георгиевском зале Кремля, где вручали знаки отличия, Демидову занимало другое. Она все гадала: вот Баниониса объявили – Государственная премия присуждается за роль мистера Мак-Кинли, а как объявят ее? Ведь даже в титрах ее безымянная героиня обозначена лишь по роду профессиональных занятий… И вот сейчас на весь зал прозвучит: «За роль Потаскушки Государственную премию СССР…» Но тогдашний премьер правительства Тихонов все же нашелся (или подсказал кто) и сказал просто: «За участие в фильме…»
Демидова работала и дружила со многими талантливыми режиссерами: Ильей Авербахом, Игорем Таланкиным, Юлием Райзманом, Аловым и Наумовым. Но утверждала, что «формирующей индивидуальностью не был никто. У меня не было своего режиссера. И вот эта одна из моих не то что трагических ситуаций – особенностей… Вообще, мне кажется, на актера меньше всего влияют режиссеры… Личность формируется окружением. Поэтому недаром говорят: главное, чтобы была хорошая компания… Я не встречала режиссеров, которые бы видели конкретно образ. Они плывут в каких-то других волнах… Я туда не лезу, в режиссерскую профессию, и очень мало режиссеров, которые понимают актерскую профессию, и если они навязывают свое видение хорошим актерам, они только вредят».
Хотя существовали две фигуры, о которых Алла Сергеевна все же отзывалась с особым пиететом: Тарковский и Муратова.
Первая попытка совместной работы с Андреем Арсеньевичем была неудачной. В «Андрее Рублеве» он предлагал ей сыграть Дурочку. «Но я была слишком глупа, – сокрушается актриса, – да еще было предложено для меня совсем невозможное – писать в кадре… И я сказала: «Никогда в жизни я это делать не буду!» Провальными оказались и пробы на роль Хари в «Солярисе».
Наконец, в «Зеркале» все вроде бы получилось. Но опять-таки с муками, слезами, нервами. И после съемок Демидова заявила: «Никогда больше не буду сниматься у Тарковского».
Подобные же эмоции испытала Демидова после работы с Кирой Муратовой: «Нервно, очень нервно. Но это оттого, что человек живет в состоянии нервного поиска – иди туда, не знаю куда, и принеси то, не знаю что. Процесс этого поиска, особенно когда смотришь на него со стороны, немножко пугает…» Правда, сегодня актриса говорит: «Сниматься к Муратовой пойду не глядя».
В свою очередь, Кира Георгиевна неизменно отзывается о Демидовой в самой превосходной степени: «Она актриса высокопрофессиональная, замечательная… В ней есть актерский покой, а это ничем не заменимо: нет пустой суеты актера для того, чтобы понравиться клиенту. Она не суетится, играет столько, сколько нужно, не переигрывает. Она идеальная профессиональная актриса. У нее, правда, есть свои свойства: она любит подчеркнуть, что роль совершенно не имеет отношения к ее собственному характеру, что она ее не наработала. Она обижалась, что мы мало репетируем. А мне незачем было с ней репетировать, потому что она сразу была такая, как надо».
Демидова долго недоумевала, почему Муратову так задевали ее некоторые актерские «шалости». Например, то, что перед съемкой она не учит текст. А что тут такого? «У меня шпаргалочки вокруг, – объясняла Алла Сергеевна. – Я не хочу загружать память – эта полочка у меня уже загружена стихами, я знаю наизусть много пьес. А Кира, когда узнала о таком моем способе, – обиделась…»
Раз за разом Демидова упрямо подчеркивала: «Я никогда не играла себя… Я играла только образы. Остальные же удручают меня своей предвзятостью, определенностью, одержимостью. Я не умею играть… жизненную конкретность. Мне ближе тот жанр, где, если можно так выразиться, «у Офелии нет насморка», то есть существует некая чистота идеи, концепции. Я не играла саму себя, потому что не знаю, кто я на самом деле. Актер должен быть пуст, и слезы актера должны вытекать из его мозга. А у нас иногда плачут, как крокодилы, а зрители сидят холодные, как собачьи носы».
Правда, однажды попыталась жизненно изобразить Катю в картине «Ты и я» Ларисы Шепитько. Но там все было до обидного случайно. Даже назначение на роль. Когда по мановению руки чиновника из киногруппы окончательно «выпала» Белла Ахмадулина, Юрий Визбор зашел к своей соседке по лестничной площадке и через пять минут привел к Шепитько новую Катю – Аллу Демидову. Высоцкого же в той картине заменил Леонид Дьячков.
…Осеннюю натуру они тогда нагоняли в зимней Ялте. Параллельно там снимался «Остров сокровищ», и эта киногруппа каждое утро на паруснике уходила в море. Оставшиеся на берегу им завидовали. «Мы с Ларисой думали, – вспоминала Демидова, – вот там – кино, там – настоящая жизнь, пираты, а что мы снимаем – по подворотням, в лужах… Как-то в воскресенье мой партнер Юрий Визбор отправился на этом паруснике. Вечером мы встречаем его в порту, а Визбор вдруг молчком, мимо нас – в гостиницу! Я говорю: «Лариса, ну, может, человек в туалет захотел…» Оказывается, Юра сочинил песню, но под рукой не было чем записать, и он пробежал мимо нас, ни слова не говоря, чтобы она у него не ушла из головы. Когда на концерте его памяти объявили, что эту песню – «Черная монашка мне дорогу перешла…» – он посвятил Алле Демидовой, я подпрыгнула до потолка».
Так в молодости она радовалась, предположив, что песню «А на нейтральной полосе цветы необычайной красоты…» Владимир Высоцкий посвятил именно ей.
На утреннюю репетицию она, как обычно, безнадежно опаздывала. Бежала, боясь сломать каблуки. У служебного входа ее остановил Алеша Порай-Кощиц, заведующий постановочной частью:
– Не спеши.
– Почему?
– Володя умер.
– Какой Володя?
– Высоцкий. В четыре часа утра.
И – глаза, полные слез.
«Репетицию отменили. Сидим на ящиках за кулисами. Остроты утраты не чувствуется. Отупение. Рядом стрекочет электрическая швейная машинка – шьют черные тряпки, чтобы занавесить большие зеркала в фойе…»
(из дневника А.Демидовой)На собранном вскоре после похорон Высоцкого заседании художественного совета театра Любимов требовал, чтобы все подумали: каким может быть, каким должен быть спектакль в память ушедшего товарища. Первой взяла слово Алла Демидова:
