Ощутимо приближение конца лета. Луна по ночам уже приобретает золотистый блеск, а морозец прихватывает напоенную влагой почву. От Свеагрувы я пошел на восток по широкой долине Чёллстрем, а затем по кромке ледников Эдвард и Нурсюссел 26 августа вышел на главный водораздел острова, с которого увидел Баренцево море с россыпью зеленоватых айсбергов, словно брошенных на сапфировую гладь. Синий Стур-фьорд, синие очертания острова Эдж с подсиненными ледниками и молчание Арктики, глубокое и многозначительное.
Походом полностью удовлетворен — границы питания четко ложатся в намеченную схему, понижаясь к востоку с пятисот до двухсот пятидесяти и даже двухсот метров.
Как и прежде, эта проработка в деталях идеи, которая ведет свою родословную от «головоломки» Тиррелла и которая в общем виде нам ясна настолько, что уже переросла в концепцию. Нам удалось свести воедино все выявленные нами природные факторы и тем самым проникнуть в самую суть проблемы оледенения Шпицбергена и его особенностей.
Вернувшись в Свеагруву и передохнув (как-никак последний переход составил больше полусотни километров), 29 августа отправился в долину Рейн, а Троицкий перешел на шлюпке к ее устью. Получилось что-то вроде совместной операции.
Этот маршрут оказался для меня по-своему интересным. Я наткнулся на небольшой ледник в стадии подвижки, едва не перегородивший долину Линдстрем. На Шпицбергене таких ледников значительно больше, чем на других полярных архипелагах, но как учитывать их эффект при оценках развития оледенения в целом, пока не ясно.
Еще через несколько километров нежданный подарок — лагерь геологов-ленинградцев. Задержался у них на сутки, не избежав соблазна «цивилизованной» жизни (хотя отлично понимал: сезон на исходе и нельзя терять ни одного часа, а не то что суток). Поэтому в последний день августа пришлось сделать сорокакилометровый бросок через всю долину Рейн, иначе не удалось бы завершить программу гляциологических исследований полевого сезона 1967 года.
Признаюсь: последний в сезоне переход дался мне труднее всего, пожалуй. Я имею в виду не столько объективные трудности (их-то было как раз не так много), сколько себя, свое состояние. С одной стороны, полное удовлетворение результатами — на карту нанесена граница питания ледников данного района (ее высота около шестисот метров); с другой — чувство пресыщения. Всем — и научными результатами, и трудностями, и «бродячим» образом жизни... Острое желание сменить поле на письменный стол.
В условленном месте мы встретились — Троицкий и я — и на шлюпке направились в бухту Фритьоф.
В бухте Фритьоф осенние шторма вновь заперли нас на несколько дней. Нашему желанию обойти Землю Норденшельда с запада морем и прийти самостоятельно в Баренцбург не суждено было осуществиться. Троицкий повторно принялся за морены, на которых мы уже побывали в прошлом году, а я за отсутствием достойных внимания гляциологических объектов решил поинтересоваться, что за развалины показаны на норвежских картах. И не зря… В бухте Ван-Мюйден нашел что-то вроде деревянного корытца или формы для хлеба с надписями на церковнославянском. Позже, когда специалисты ознакомились с моими записями в дневнике, то обнаружили четырежды повторенную дату — 1593 год. Выходит, что Баренц посетил архипелаг три года спустя после того, как здесь побывали русские поморы.
У мыса Мартин (точнее, Слетнесет) я видел лежащий на земле крест и еще развалины — все, как говорили норвежские охотники в Хорнсунне в прошлом году.
Немного позже я обнаружил и описал еще два памятника поморского мореплавания. Один из них — целая зимовочная база. Здесь, видимо, шили обувь и ковали гвозди. Это показали раскопки, произведенные позже специалистами Института археологии АН СССР. Как уже говорилось, теперь точно установлено: поморы зимовали тут в середине XVI века.
Неотвратимо наступала зима, шторма затягивались. И тогда мы решились: 6 сентября в жестокую непогоду (дождь со снегом и бурный ветер) вышли пешком в Баренцбург и через сутки на заснеженных берегах Гренфьорда встретились со своими товарищами.
Глава IV
Зондируем ледники
Разрабатываются также радиолокаци-
онные (электромагнитные) методы
определения толщины ледников...
С. В. Калесник, 1963
Весьма вероятно, что при сем деле
вы встретите препятствия, но преж-
ние опыты ваши будут здесь вас ру-
ководствовать более, нежели что по
сему предмету теперь предположить
можно.
Из инструкции П. К. Пахтусову
Семь лет спустя на старушке «Оби», покрывшей себя неувядаемой славой в антарктических экспедициях, снова плывем на Шпицберген. Для меня две встречи сразу — и Шпиц, и «Обь», та же каюта и даже та же койка, как и в 1968 году, когда я сменил дальний север на дальний юг, что не в диковинку для гляциолога: ледников по белу свету раскидано множество, а их надо изучать. Вот и кидает гляциолога с одного края света на другой...
Советская Шпицбергенская гляциологическая экспедиция возвращается на архипелаг, но уже в другом составе. От старого состава — прежний начальник экспедиции, прежний научный руководитель и автор этих строк. Экспедиции предстоит, продолжая исследования по некоторым прежним направлениям, опробовать и внедрить новые методы гляциологических исследований.
Матти Пуннинг из Академии наук Эстонской ССР — специалист по изотопам. С его методикой мы связываем надежду по-новому осветить различные стороны процесса оледенения и его эволюции в условиях Шпицбергена.
Юрий Мачерет, сотрудник нашего отдела, едет с нами для определения толщины ледников методом радиолокационного зондирования, чтобы, как поется в шутливой песенке научных работников, «рассеять неученья тьму» среди старшего поколения гляциологов.
На обоих представителей новых направлений «старички» (к которым теперь отношусь и я) посматривают почтительно-подозрительно. От наших новых товарищей мы ожидаем многого. Я, например, надеюсь, что морфологические классификации обретут, наконец, четкие численные критерии, прояснится вопрос о связи между современным и древним оледенением, удастся повсеместно оценить сокращение оледенения на архипелаге не только по площади, но и по объему и т. д.
Еще один новичок, Андрей Гордейчик, будет заниматься вещественным балансом, на что нас не хватило в 1965—1967 годах.
Сердце сжимается, когда видишь, как за чередой волн с растрепанными пенными гребнями под низким сумрачным небом встают из моря знакомые очертания мрачно-суровых заснеженных гор. Зрительно «привязались» к обильно присыпанной снегом плите ледника Турелль, над которым отчетливо обозначилось светлое «ледяное небо», а дальше пошли места, с которыми столько связано: плавный абрис долины Дундер, силуэт Колокольной горы (совсем под стать своему названию), гребешок мыса Мидтерхук, припавшего к морю, заснеженная равнина на берегу Норденшельда, по которой в ночной пурге мы уходили от шлюпки в конце полевого сезона памятного 1967 года.
