В России Ленин оставлял немало товарищей, загоревшихся идеей программной газеты. Они назовутся «агентами „Искры“» и возьмут на себя всю опасную работу — получение тиража из-за границы, распространение его по России в ящиках и корзинах багажом «на предъявителя», в чемоданах с двойным дном, которые везут при себе и не могут сдать носильщикам, дабы не вызвать подозрения непомерной их тяжестью, а также рассылку по почте в письмах и бандеролях на «чистые» адреса (такие верные адреса надо было находить). Но не только это будут делать агенты — они должны вести агитацию за политическую платформу «Искры» в местных организациях РСДРП, собирать материал для публикаций, искать денежные средства (для издания, для содержания тех, кто эту работу выполняет).
Именно таким агентом и стала Любовь Николаевна, взявшаяся энергично за подготовку к приему «Искры» еще до выхода в свет первого номера. У Любови Николаевны было несколько партийных кличек, или, как говорят теперь, псевдонимов, но, вероятно, слово «кличка» подходит более, Лошадь или Бродяга, к примеру, под понятие псевдонима не подойдут.
Три партийных прозвища Любови Николаевны не были случайны — они отражали черты, ей свойственные и подмеченные товарищами. Паша — уменьшительное от женского имени Прасковья, но также и от мужского Павел — указывало на сочетание женской отзывчивости и заботливости с мужской решимостью и смелостью. Орша — по имени героя поэмы Лермонтова — говорит о властности, резкости и, возможно, даже о жестокости. Третье прозвище — Стихия — свидетельствует о неожиданности решений, непредсказуемости поступков, безудержной смелости, порой опасной. Всё это сочеталось в яркой натуре моей матери, с детских лет одержимой Великой Идеей.
Любовь Николаевна вся искрилась — так захватила ее новая работа. Даже в воспоминаниях, написанных в старости, поблескивает былой огонь. Для меня записки матери вкупе с ее устными рассказами — источник представлений о революционном движении и революционерах в те далекие годы, когда Великая Идея еще не была оккупирована большевиками, утверждавшими, что все пути хороши и что «цель оправдывает средства», а в освободительном движении еще было много человечности.
Любовь Николаевна была революционером-практиком, имя ее не было громким, хотя могло стать известным в истории движения, если бы не замалчивались после большевистского переворота имена всех «противников» — бывших соратников. Впрочем, для матери это не имело значения — тщеславной она никогда не была. Ценность воспоминаний Любови Николаевны не в полноте фактов, не в значимости ее оценок, а в полной правдивости. Может, жизнь матери не самые большие высоты рядом с Великой Идеей, но это надежный уровень нравственной чистоты. Из этого незамутненного источника и черпала я свои знания о первых русских социал-демократах, вышедших из среды народников.
Новая жизнь начиналась, но и старая не отпускала Любовь Николаевну. В июле 1900 года жандармское управление разрешило ей закончить срок ссылки в Полтаве. В августе Любовь Николаевна отправляется туда, но не прямо, а с «заездом» в Одессу, затем в Крым. Да — едет на юг на целый месяц. Было ли это снисходительностью или оплошностью жандармов — не знаю. Ленин перед выездом за границу побывал в пяти-шести городах России, чтобы установить нужные для «Искры» связи, не спрашивая на этот маршрут разрешения. Одесса была нужна матери для той же цели.
А в Крыму была назначена встреча с оставленной семьей. Девочки скучали, Степан Иванович тосковал и тревожился, а может, еще надеялся, что Люба одумается, — слишком крутым был ее поворот. Свидание в Крыму было кратковременным и напрасным. Напрасно взволновали детей, едва успокоившихся после разлуки, напрасно царапали свои души — непросто даются такие разрывы, даже если оправдывают их Великой Идеей. В маминых воспоминаниях о крымской встрече сказано только: «Я поехала в Крым подлечиться». Сестра Евгения, описывая поездку — путешествие на пароходе, на лошадях, подъем на Ай-Петри, — ни словом не обмолвилась о маме, зато отцу адресовано много благодарных слов. Понять можно: Женя всю жизнь не прощала матери ее уход, огорчение, пережитое ею и Люсей в детстве, горе и одиночество отца.
В конце августа Любовь Николаевна приехала в Полтаву. Мартов уже ожидал ее, он начал намеченную в Пскове работу — организацию двусторонней связи с заграничной группой «Искры».
Работа Любови Николаевны и Мартова оказалась более охватной и интенсивной, чем предполагали, когда обговаривали вместе с Ульяновым планы, потому что полтавская группа на первых порах стала как бы искровским центром для России. Именно к ним, в Полтаву, и адресовал Владимир Ильич свои соображения, советы и прямые указания. Вот как описывает мать эту переписку:
«Он писал нам [тайнописью. — Н. Б.] целые трактаты, делал массу указаний по части связи в разных городах… кого куда направлять, когда привлечь, к какому делу и т. д. Бывало, поджариваешь дешевую немецкую книжонку на лампе, страничку за страничкой, и все выплывают и выплывают строчки мелкого, бисерного почерка. Маленькая комнатка Ю. О. наполняется до одури запахом жженой бумаги. Читаем, расшифровываем, соображаем, что куда надо написать, что сделать, как сделать. Отметим конспиративно кое-что себе на память, а „следы преступленья“ в виде жареных страниц предаем сожжению.
Из этих сообщений мы с радостью узнавали, что дело с изданием газеты налаживается, редакция сформировалась… Одним словом, вот-вот и первый номер „Искры“ получим… Ответы писал Ю. О., и делал это необыкновенно быстро, как все, что он делал. Иногда он исписывал целую книжку, когда письма были отчетами о проделанной работе или когда приходилось шифровать много конспиративных подробностей».
В январе 1901 года в Полтаве получили первый номер «Искры» (вышел в свет 11/24 декабря 1900 года).
Первые «транспорты» были невелики, как и тираж газеты, и не могли утолить жажды читателей. Новую газету ждали в России с нетерпением. Мама рассказывает, как не могла удержаться и сама нарушила конспирацию, чтобы поскорее увидеть первый номер «Искры».
Круглый картонный футляр, в который были вложены для виду географические карты, мама взяла у получателя посылки. «Чистый» адрес принадлежал человеку надежному, из местных. Такие адреса, раздобытые в разных городах, Орша передавала в Мюнхен Ленину в зашифрованном виде. Футляр, изготовленный специальным образом, полагалось «обработать» опять же у надежных людей. Но мама не вытерпела — заказала хозяйке самовар и, едва дождавшись, когда та отправится к соседке, принялась размачивать картонную трубку в тазу с теплой водой. Меж слоев тонкого картона были вклеены листы газеты. Едва мама разложила их на полу для просушки, дверь в ее комнату отворилась — хозяйка пришла за самоваром и удивленно уставилась на пол. Мама забыла заложить дверь на крючок! Но быстро нашлась: «Я тут помылась немного, пол застелила…» Хозяйка и не полюбопытствовала — зачем, когда тряпка в сенях. Но что же это Орша? А еще прошла школу у такого учителя, как Степан Иванович, прозванного Великим Конспиратором.
