Если мы возвратимся к разговору Дм. Богрова с Е. Лазаревым, цитированному нами по вышеприведенной статье Е. Лазарева, (Стр. 81 и след.), то убедимся, что Дм. Богров ставил себе наряду с задачей совершения террористического акта, как такового, и задачу общественно-политическую.
А именно, он стремился достижения совершенным актом наиболее глубокого социального эффекта. «Для определенного воздействия на массы, человеческая деятельность должна быть не только индивидуально моральной, но и общественно целесообразной» — говорит Дм. Богров, По словам Е. Лазарева. «Выкинуть Столыпина с политической арены от имени анархистов я не могу. У анархистов нет партии, нет правил, обязательных для всех членов.
Совершив удачно намеченный акт, я мог бы только ангажировать одного себя, заявив, что я действую от своего имени, кем бы индивидуально я ни был — анархист, монархист или беспартийный. Чтобы вы лучше поняли мою мысль и настроение, представьте такой случай: завтра какой-нибудь пьяный хулиган покончит со Столыпиным, или ревнивый муж пристрелит министра за его непрошенное вмешательство в чужую семейную жизнь. Во всех этих случаях Столыпин становится безвредным и устранен с политической арены.
Я спрашиваю, какое политическое значение будет иметь при таких условиях смерть и удаление Столыпина? Не более, чем нормальная, естественная смерть т. е. — никакого».
Вот почему Дм. Богров и обратился к Е. Лазареву, как соц. — революционеру, с предложением использовать задуманный им террористический акт в интересах партии соц. — революционеров. Он предлагает, чтобы партия соц. — революционеров санкционировала его выступление, как совершенное по постановлению центрального комитета партии. «Я хочу обеспечить за собой уверенность» говорит Дм. Богров «что после моей смерти останутся люди и целая партия, которые правильно истолкуют мое поведение, объяснив его общественными, а не личными мотивами».
Дм. Богров не просит у Е. Лазарева ни технической, ни материальной помощи партии, но опасается, что его поступок может быть истолкован так, что он потеряет всякое политическое значение. «Я прошу партию о том, чтобы она санкционировала мой акт только в том случае, если она убедится, что я веду себя достойно и умру тоже достойно. До смерти я не буду ангажировать партию. Пусть партия обещает только, что она публично санкционирует мой акт после смерти и суда. Но это нужно мне знать теперь же, чтобы знать, как себя держать».
Как известно, Е. Лазарев на предложение Дм. Богрова ответил отказом. На этот отказ Дм. Богров отвечает между прочим следующее; «Признаюсь, ваше отношение во многом расстраивает все мои планы. Я вновь остаюсь наедине со своими думами, совершенно изолированными. У меня вновь нет никого, кто мог бы авторитетно истолковать мое поведение объяснить его не личными, а общественными мотивами.. Несмотря ни на что, я постараюсь привести свое решение в исполнение. Я стремлюсь сделать мое выступление более целесообразным, a вы этому мешаете. Вот результат наших разговоров».
Из этой беседы, ставшей известной лишь недавно, благодаря статье Е. Лазарева, видно, какой вопрос особенно тревожил Дм. Богрова до самой последней минуты — вопрос о том, каким образом он может придать своему индивидуальному террористическому выступлению наиболее глубокое социально-политическое значение. Его не могло удовлетворить с этой точки зрения выступление, как одиночки анархиста,
и он не сомневался, что произведенное им покушение на министра Столыпина в помещении «Комитета», при котором он состоял на службе, или во время какого-нибудь официального приема, без соответственной политической подготовки извне, будет истолковано, как акт умалишенного или акт личной мести, и во всяком случае так, что этот акт окажется лишенным всякого агитационно-политического значения. Не найдя необходимой идейно-политической поддержки у партии соц. — революционеров, он ищет другого пути, что видно из произнесенной им фразы: «мне нужно знать это (т. е. поддержит ли его партия или нет) теперь же, для того, чтобы знать, как себя держать». Надо полагать, что и этот другой путь был им намечен уже раньше.
И вот, Дм. Богров окончательно решает использовать свою связь с охранным отделением не только для технического осуществления своего выступления, но и для достижения того социально-политического эффекта, который являлся для него необходимой предпосылкой для совершения акта.
Не получив возможности, благодаря отказу с. — рев., поставить своим выступлением и совершенным террористическим актом пред обществом проблему — «террор и революция», он решает поставить своим выступлением пред обществом другую проблему: «террор и охрана». Для этой цели он искусственно переплетает роль революционера-анархиста с ролью сотрудника охранного отделения, выступая в одном лице в качестве обоих.
Как анархист, Дм. Богров подчиняется «только требованиям своего разума и своего идеалистического принципа.» Мнение современного буржуазного общества, со строем которого он борется и идеологию которого он отрицает, не интересует его ни при жизни, ни, тем более, после смерти. Его цель — борьба, всеми средствами и до последней минуты, во имя поставленного себе идеала. С этой точки зрения Дм. Богров только и подходит к задуманному им выступлению.
Что до того, что суд. — след. В. Фененко не всегда находит «логику» в его словах! У Дм. Богрова «своя логика» и логика эта заключается в том, чтобы поставить общественное мнение, революционные партии, политические группы и государственную власть пред особенно больной и острой проблемой того времени: революционный террор и охранный террор.
Столыпин убит. Это прямой, непосредственный, физический результат совершенного террористического акта.
Убийство Столыпина совершено в связи с вскормленной и организованной им же самим охранно-провокационной системой, совершено революционером, использовавшим для этой цели охранную организацию, но, с другой стороны, будто бы, использованным и этой организацией в ее интересах.
Это исходное положение для последующих социально-политических результатов выступления. Возникает ряд сомнений, возбуждается множество вопросов первостепенного политического значения, происходит борьба интересов разных политических групп, столкновение взглядов революционных партий и единодушный взрыв негодования, имеющего в каждом случае иные мотивы: бушуют все партии, заседающие в государственной думе, но каждая из них требует чего то иного и в разном видит причину зла — одни требуют уничтожения охранной системы, другие — уничтожения «гидры революции», снаряжаются ревизии охранных отделений, создаются комиссии для предания суду жандармских генералов и на этой благодарной почве все больше обостряется борьба социальных интересов и политических противоречий.
