Потеряв высоту, выровнял машину, подвел ее прямо к посадочному знаку и безукоризненно посадил. Взялся за ремень, чтобы отстегнуться.
— Не отстегивайтесь. Сейчас полетите один.
— Есть лететь одному, — ответил машинально Анатолий, но тотчас с недоверием оглянулся: правильно ли понял инструктора? Не шутит ли тот?
Бушев выпрыгнул из кабины. Туда положили мешок с песком. У Серова сердце забилось. Инструктор подошел к нему, стараясь перекричать рев невыключенного мотора:
— Высота четыреста метров. Полет по кругу. После третьего разворота убирайте газ. Правильно, как со мной, рассчитайте потерю высоты. Выбирать из угла начинайте плавно, с семи-восьми метров. Заканчивайте выравнивание на три четверти метра от земли, сажайте легко на три точки у «Т». Повторите.
Серов повторил.
Бушев кивнул ему головой и отбежал в сторону. Анатолий поднял руку, прося старт. Дежурный быстро взмахнул флажком. И снова самолет устремился вперед, оторвался от земли и стал набирать высоту.
Серов все еще не верил и не решался оглянуться на кабину инструктора.
А на земле курсанты и командиры напряженно следили за первым самостоятельным полетом в этом году. Самолет шел плавно. Невольно смотрели в сторону Бушева: здесь ли он, не улетел ли вместе со своим птенцом?
Серов, сделав первый разворот по кругу, не удержался и посмотрел назад. Уж больно послушна машина. Не тут ли милый Вася?
На месте инструктора мирно покоился мешок с песком — «за пассажира». Значит, Серов один на один с машиной! Один!
И теперь, уверенно ведя самолет по заданному курсу, он вдруг запел песню своего озорного детства:
Гулял по Уралу Чапаев-герой,
Он соколом рвался с полками на бой…
Вот бы перекувырнуться в воздухе, покрутить самолет! Теоретически он изучил фигуры пилотажа и не сомневался, что мог бы кое-что сделать сам. Победило чувство дисциплины. Нарушить приказ — значит надолго лишиться права на самостоятельные полеты и опять мотаться с инструктором, повторяя азы — по прямой, по кругу, по прямой, по кругу!..
Четвертый разворот, заход на посадку. Серов весь подобрался: ошибешься — поправить некому. Только бы не подломать шасси, не перевернуться на земле, да и не скозлить бы, вот был бы позор!
Сжав губы, четко выбирая и отдавая ручку, следя за землей, Анатолий приземляется так, как приземлялся только что с инструктором. И сразу видит поднятую руку дежурного по старту: летите во второй полет. Дал газ, снова взлетел.
Во втором полете он спокойнее. Пустили во второй полет, значит, все идет как надо. Серов смотрит на приборы. Старые летчики в шутку называют приборную доску иконостасом. Сейчас Анатолию кажется, будто приборы глядят на него строго, как, может быть, святые глядели с икон на того древнего Серова-стрельца, который сделал себе крылья из голубиных перьев. Ты, мол, делай по-нашему, озорник, не то мы тебя!.. Анатолий смешливо подмигнул, потянул носом, встряхнул головой: хо-ро-шо! Он чувствовал начинающуюся близость с машиной, радовался ощущению своей власти над аппаратом. Мастерство владения этой прекрасной штукой только рождалось в нем. От него зависело довести это мастерство до совершенства.
Снова разворот на посадку. Серов уже на земле. Выпрыгнул из машины, подбежал к инструктору. Бушев, выслушав короткий рапорт, пожимает руку Анатолию.
— Отлично. Доложите командиру звена.
Эти слова — прекрасная музыка, честное слово. Какой он красивый, этот Вася Бушев! Вот он надевает летные очки, готовясь летать с другим курсантом. За стеклами очков блестят его глаза.
— Отлично, Серов, — повторяет он и добавляет: — Горжусь вами.
Серов бросился к командиру звена, от него — к командиру отряда. Его поздравляют со «вторым рождением», как называют летчики день первого самостоятельного полета.
Побежали дни дальнейшего обучения. Бушев проходил с Серовым занятия по маршрутным полетам и самолетовождению в различных условиях. Серов набирался знаний и опыта. Первоначальное нетерпение сменилось жаждой всестороннего познания всех возможностей современного самолета, поисками новых задач и их решения.
Бушев заражался его страстью и напористостью и испытывал редкое счастье работать с талантливым и обещающим учеником.
С Серовым летали на испытаниях старшие командиры — командир отряда, командир эскадрильи.
Окончена учеба. Прошли напряженные дни выпускных полетов — настоящая страда для всей школы. Серов блестяще выдержал экзамены и получил то назначение, которого добивался: он был выпущен в звании летчика-истребителя.
Руководство Оренбургского военного училища любезно предоставило нам данные о бывшем курсанте летной школы Анатолии Константиновиче Серове. Приводим этот документ.
«Тов. Серов в школу прибыл 29 июня 1930 года. Инструктором, у которого учился тов. Серов, был тов. Бушев.
Тов. Серов вылетел самостоятельно на 42–45 полете, вместо положенных 60 полетов, оценка первых полетов была отличная.
Взысканий Серов имел, по данным учета, за время учебы 2, поощрений и наград имел много, получил часы.
Характеристика при выпуске, данная Серову:
Инициативен, имеет силу воли, энергичен, настойчив, решителен, сообразителен, утомляемости нет, знание материальной части прекрасное. Общее развитие хорошее, физически развит хорошо.
В общественно-политической и культмассовой работе участие принимал.
Участвовал во всех физкультурно-спортивных соревнованиях, работал спорторганизатором в эскадрилье, занимался легкой атлетикой, лыжным спортом, футболом, теннисом.
Степень усвоения пройденного курса — показатели на экзаменах:
Специальная подготовка — отличная
Военная — хорошая
Общеполитическая подготовка — хорошая
Усвоение летной программы — отличное.
Из школы Серов выпущен летчиком-истребителем 17 декабря 1931 года с отличной оценкой по технике пилотирования.
Начальник штаба училища капитан Кленин.
Начальник отделения кадров батальонный комиссар Давыдов».
Снова отпуск, родной Надеждинск, встреча с родными и друзьями. Все признавали, что Толя стал более подтянутым, повзрослел, был более сдержанным, но все же остался таким же увлекающимся, хорошим товарищем; его звали в каждый дом, он принял участие в делах надеждинских комсомольцев, в металлургическом техникуме по просьбе горкома комсомола провел цикл занятий по военному делу. На его часы занятий собиралось много парней и девушек, и они открыто гордились «нашим Тошкой», который стал «совсем как большой!» Но еще не кончился отпуск, как он простился с друзьями, расцеловал родных и уехал.
