Клейтон предложил назначить командующим в Акабу полковника Джойса – намерение, которое меня вполне устраивало. Джойс был человеком, на которого можно было целиком положиться: искренним, стойким и покладистым.
Подобрать остальных не представило труда.
Аэропланы еще не могли быть двинуты в путь, но бронированные автомобили были уже в полной готовности. Предоставление нам брандвахтенного судна зависело от великодушия адмирала. Мы позвонили по телефону сэру Росслину Уемиссу, проявившему большое великодушие: его флагманское судно «Юриалис» могло отправиться в Акабу на несколько первых недель.
Что же касается арабов, то я попросил, чтобы неудобный и требующий больших расходов порт Ваджх был закрыт и чтобы Фейсал перешел со всей своей армией в Акабу.
Я указал, что Акаба является правым флангом Алленби, будучи расположена лишь в ста милях от его центра и в восьмистах от Мекки. Поскольку арабы преуспевают, надлежит усилить работу в Палестине. Поэтому логика требовала, чтобы Фейсала перевели из района короля Хуссейна и назначили командующим одной из армий египетской союзной экспедиции, руководимой Алленби. Мое предложение встретило возражения:
– Согласится ли Фейсал?
Но ведь я уж несколько месяцев назад обсудил этот вопрос с ним в Ваджхе.
– А верховный комиссар?
Армия Фейсала является самой многочисленной и самой отличившейся из всех военных частей Хиджаза, и ее будущее обещает быть блестящим. Генерал Уингэйт в свое время принял на себя, рискуя своей репутацией, полную ответственность за восстание арабов в самый его безнадежный момент. Смеем ли мы требовать от него, чтобы он отказался от авангарда арабов сейчас, на самом пороге успеха?
Клейтон, очень хорошо знавший Уингэйта, не побоялся познакомить его с этим планом, и Уингэйт охотно заявил, что если Алленби сможет непосредственно и в достаточной мере использовать Фейсала, то для него, Уингэйта, является приятным долгом уступить последнего ради пользы дела.
Третьей помехой переброски мог явиться король Хуссейн, упрямый, тупоумный, подозрительный человек. Было мало вероятия, чтобы он пожертвовал своим тщеславием ради единства руководства. Его противодействие грозило бы всему плану.
Я предложил съездить к нему, чтобы убедить его, посетив по дороге Фейсала и получив от него такую аргументацию о необходимости переезда в Акабу, которая усилила бы впечатление от достаточно энергичных писем Уингэйта к королю.
Мое предложение приняли.
«Дафферин» по возвращении из Акабы должен был отвезти меня в Джедду с новой миссией.
Король прибыл туда из Мекки и побеседовал со мной. Благодаря Вильсону, король Хуссейн сразу согласился на переброску Фейсала в распоряжение Алленби, воспользовавшись удобным случаем, чтобы подчеркнуть свою полную верность нашему союзу.
Пока мы вели наши занимательные переговоры, две неожиданных телеграммы из Египта вдребезги разнесли наше мирное настроение.
Первая сообщала, что племя хавейтат предательски вступило в сношения с Мааном. Вторая присоединяла к числу заговорщиков Ауду.
Мы пришли в уныние. В свое время Вильсон странствовал с Аудой и составил себе твердое убеждение в его полной искренности. Но Мохаммед эль-Дейлан казался способным на двойную игру, а Ибн-Джад и его друзья внушали некоторое сомнение.
Мы приготовились немедленно отправиться в Акабу. Предательство не принималось в расчет, когда я с Насиром вырабатывал наш план обороны города. К счастью, в гавани нас поджидал «Гардинг». На третий день мы прибыли в Акабу.
Насир не имел представления о том, что случилось нечто неладное. Я заявил ему лишь о своем желании встретиться с Аудой. Он доставил мне быстроходного верблюда и проводника, и на заре следующего дня мы застали в Гувейре Ауду, Мохаммеда и Заала в одной палатке. Они смутились, когда я явился, свалившись, словно снег на голову, но во всеуслышание заявили, что все идет гладко. Мы вместе пообедали, как друзья.
Вошли и другие люди хавейтат, и завязалась живая беседа относительно войны.
Я раздал подарки короля и сообщил к общему удовольствию, что Насир проведет свой месячный отпуск в Мекке. Мы сотни раз шутили над тем, что по взятии Акабы Насир получит отпуск, но он не верил этому до тех пор, пока я, за день до этого, не принес ему письма от Хуссейна. В порыве благодарности он продал мне Газалу, королевского верблюда, которого он получил от племени хавейтат. В качестве ее собственника я приобрел новый интерес для абу-тайи.
После завтрака, под предлогом сна, я избавился от посетителей и тут внезапно попросил Ауду и Мохаммеда пройтись со мной, чтобы осмотреть разрушенную крепость и водохранилище.
Когда мы остались наедине, я коснулся их переписки с турками. Ауда начал смеяться, Мохаммед же обиделся. Наконец они подробно объяснили, что Мохаммед взял печать Ауды и написал губернатору Маана, предлагая ему перейти на его сторону. Турки с радостью приняли его предложение, суля ему большую награду. Мохаммед потребовал в счет ее различных даров. Но тут об этом прослышал Ауда, он подстерег посланца с подарками, захватил его и обобрал до нитки, при чем отказался поделиться добычей с Мохаммедом.
Забавная история! Мы над ней вдосталь посмеялись, но лучшее было еще впереди.
Ауда и Мохаммед высказали недовольство, что до сих пор не прибыло ни пушек, ни войск им на поддержку и что им не дали никакой награды за взятие Акабы. Они жаждали узнать, откуда я проведал про их тайные сношения, и знаю ли я еще что-нибудь. Желая их напугать, я с притворной веселостью и беззаботным смехом процитировал им действительные фразы из отосланных ими писем, что возымело желанное действие.
Мимоходом я рассказал им, что сюда прибывает целиком армия Фейсала, а Алленби присылает в Акабу винтовки, пушки, взрывчатые вещества, провиант и деньги, Наконец, я намекнул, что Ауде много стоит его гостеприимство, но не облегчит ли его, если я предложу ему авансом кое-что из богатых даров, которые Фейсал по своем прибытии лично принесет ему. Ауда увидел, что в настоящий момент он находится в невыгодном положении, что из Фейсала он сможет извлечь большую пользу, а турки всегда будут в его распоряжении, когда иссякнут прочие источники. Поэтому он с большой охотой согласился принять от меня задаток.
Приближался заход солнца. Заал заколол овцу, и мы дружелюбно поужинали. Затем я вновь сел на верблюда, и мы провели ночь в пути, направляясь в Акабу. Когда первые лучи рассвета поползли по горным вершинам, я на покинутой лодке подплыл с берега к «Гардингу».
Прибыв в Каир, мы объявили, что положение в Гувейре обстоит прекрасно, и не приходится говорить о предательстве. Едва ли это было правдой, но, так как Египет поддерживал нас, урезывая себя во многом, мы должны были превратить жестокую правду в легенду, чтобы сохранить поддержку и нашу собственную уверенность. Ведь толпа всегда требует выдуманных героев.
Толпа жаждала трафаретных героев и не понимала, насколько человечен был старый Ауда, который после сражений и убийств скорбел о потерпевшем поражении противнике, убить или помиловать которого было теперь в его власти. Этим он был особенно привлекателен.
Дым от судов застилал залив Акабы. Фейсал высадился на берег, а с ним его штаб, Джафар и Джойс. Далее последовали бронированные автомобили, капитан Гослетт, египетские рабочие и тысячи солдат.
Турки сосредоточили в Маане шесть тысяч пехоты и полк кавалерии, устроили в нем огромные склады снаряжения и обнесли его окопами, укрепляя их, пока они не стали неприступными с точки зрения тактической войны. Ежедневно над ними летали аэропланы.
К настоящему времени приготовления турок уж закончились, и они приступили к военным действиям. Целью их являлась Гувейра, лучший путь к Акабе. Две тысячи пехоты прорвались в Абу эль-Лиссан и укрепились в нем. Кавалерия заняла окрестности, чтобы сдержать возможный контрудар арабов со стороны Вади– Муса.
Играя на их нервности, мы решили заманить их в Вади-Муса, где бы их встретили непреодолимые естественные препятствия.
Чтобы поймать их на удочку, действия начали племена прилегающей области Делаги. Турки, полные пыла, перешли в контратаку и понесли большие потери.
Мы могли бы также повергнуть турок в смятение, если бы генерал Салмонд[37] осуществил обещанный им воздушный набег на Маан. Так как последний представлял трудности, Салмонд избрал капитана Свента и нескольких испытанных летчиков. Они пролетали низко над Мааном и сбросили тридцать две бомбы. Две попали в бараки, убив тридцать пять человек и ранив пятьдесят. Восемь попали в паровозные мастерские, сильно повредив их. Одна бомба взорвала кухню турецкого генерала, положив конец его обеду. Четыре упали на аэродроме. Несмотря на неприятельскую шрапнель, летчики со своими аппаратами благополучно вернулись на свою временную посадочную площадку в Кунтилле, выше Акабы.
