Хозяйка вошла в кладовку. В ней лежали ящики консервов, шоколада, поленица сухой колбасы.
– Это все мне?
– Тебе, тебе, – засмеялся Серов.
– А кто ж это был у меня на хате?
– Товарищ Сталин.
Хозяйка ахнула и грохнулась на пол. Пришлось вызывать военфельдшера.
Когда все успокоилось, к Серову подошел Ефимов.
– А ты, Ефимов, как здесь? Почему со всеми не уехал?
– Сумел, Иван Александрович. Зубарев баньку обещал. Ты как? Если согласен, тогда пошли, Александрыч, кости попарим.
Банька была совсем рядом, за забором. Из нее валил пар. Серов вошел в горячую влажную баню и заснул, впервые спокойно за эти дни.
СТАЛИН (1952)
У меня украли сапоги. Вечером 31 декабря, приводя все имущество в порядок, я вычистил и надраил их до зеркального блеска.
Но в комнате немедленно запахло, как в казарме. Гуталин в те годы был продуктом весьма пахучим, и я выставил их за дверь, в наш коммунальный коридор.
Утром, когда мы с моей барышней вернулись с новогоднего «разгуляя», который имел место быть в Болшеве, на недостроенной даче, то я сразу увидел, что сапоги исчезли.
Я знал, кто их реквизировал, но качать права не пошел, так как это было бесполезно. Я уже однажды нокаутировал этого клиента, но тяга кханке была сильнее него. Запивал мой сосед Сашка два раза в год. На месяц уезжал в «черный город», а в остальное время был вполне пристойным человеком.
Но мне в то утро было не до сапог, кстати сшитых на заказ в литерном военном ателье.
– Мы что, сапоги искать приехали? – спросила моя барышня Марина.
Вопрос был своевременный. Мы не спали всю ночь. За час до Нового года начали провожать 1951 год, а когда по радио часы пробили полночь, поздравили друг друга с Новым годом.
Компания собралась веселая. Студенты из ГИТИСа, ин-яза и две пары из МИМО (так в те годы именовался государственный институт международных отношений).
После первого тоста ребята и девочки из ГИТИСа приготовились показать нам новогодний институтский капустник. Только начали пробовать старое пианино и настраивать гитары, как за столом поднялся лощеный студент из международного и, поправив очки, произнес тост.
Он предложил нам выпить за здоровье великого вождя, любимого товарища Сталина. В комнате воцарилась гробовая тишина, и мы выпили наши рюмки. И сразу же ушел новогодний накал, словно кто-то с темной террасы погрозил нам пальцем.
Но мы были молоды, а капустник был действительно веселый, мой дружок Лешка Шмаков замечательно пародировал великих артистов. К середине ночи, когда отсмеялись над капустником, потанцевали, прилично выпили, у нескольких ребят сформировалось мнение, что очкастого надо отлупить.
Сказано – сделано. Несчастного очкарика поволокли на террасу. Мне не понравилось, что четверо бьют одного, и я решил вмешаться и отбить будущего дипломата. Потом он уедет работать за «бугор», вернется на хорошее место в МИД, потом уйдет в ЦК КПСС и станет референтом генсека. И везде, где ему представится случай, он будет гадить мне и по мелочам, и крупно.
Первая электричка уходила в пять с минутами, и на ней мы с Мариной добрались до Москвы.
Проснулись мы днем, в начале четвертого – и начали приводить себя в порядок. Нам предстоял визит к подруге Марины – Жанне.
Ровно в пять мы были в гостеприимном доме. Обедали, пили с ее отцом, он – водку, я – сухое, завтра тренировки, слушали Глена Миллера…
Зазвонил телефон. Отец Жанны взял трубку, и лицо его изменилось, глаза стали колючими.
– Сейчас он придет, – сказал он, кладя трубку.
– Господи! – всплеснула руками мама.
А красивое лицо Жанны стало злым и неприятным.
Через некоторое время в прихожей раздался звонок, зазвучал почтительно гостеприимный голос хозяина.
И в комнату вошел серый человек. У него было серое лицо, галстук, костюм. Он вручил Жанне огромный букет белых роз и громадную коробку шоколадного набора, на крышке которого был золотом выдавлен Кремль.
– Здравствуйте! – Он оценивающе поглядел на меня и протянул руку. Рукопожатие было вялым и слабым.
Короче, через десять минут мы с Мариной поняли, кто на этом празднике жизни лишний, и начали откланиваться.
В прихожей мать Жанны, прощаясь с нами, все приговаривала:
– Господи… Господи… Какое несчастье…
– Кто это? – спросил я.
– Поскребышев, – чуть не зарыдала мама, – увидел Жанночку в санатории этим летом и начал ухаживать.
– Да пошлите вы его, – посоветовал я.
– А ты знаешь, кто он?
– Серый человек.
– Глупый, он – секретарь самого Сталина.
* * *
Значительно позже я узнаю о нем достаточно много. О том, что он был тенью Сталина, перед ним заискивали министры и секретари ЦК, но я почему-то по сей день помню его вялую слабенькую руку.
* * *
Мы выскочили на лестницу. Там стояли двое в одинаковых шапках из черного каракуля и тяжелых пальто. Они посмотрели на нас и отвернулись.
Мы поехали в «Коктейль-холл», там было полно знакомых, веселившихся от души. За наш столик присел на несколько минут самый модный человек в Москве, замечательный мужик, знаменитый драматург Петр Львович Тур. Он был значительно старше меня, но у нас сложились очень добрые отношения.
Я поведал ему о том, кого я встретил полтора часа назад.
– Знаете, дружище, у вас, как я знаю, своих неприятностей хватает, поэтому больше о встрече с Поскребышевым никому не рассказывайте. Очень вам советую.
Потом я проводил Марину. Жила она в переулке рядом с Патриаршими прудами. Я возвращался домой по пустым улицам, ветер раскачивал фонари, и свет от них плясал в витринах магазинчиков. Тогда в городе было много булочных, молочных магазинов, гастрономов. В любом переулке можно было купить все необходимое.
В каждой витрине стоял портрет любимого вождя в форме генералиссимуса, декорированный елочными ветками. Свет фонарей плясал в стеклах, и казалось, что Сталин улыбается хитровато и добро.
Я в ту самую ночь еще не знал, что наступил последний год правления Великого Вождя. Два месяца 53-го я не считаю.
И через четырнадцать месяцев моя жизнь круто переменится. Но я не знал этого и пока еще свято верил человеку на портрете.
* * *
Новый, 1952 год начался странно. Уже в январе по городу пополз странный слушок о неизбежности новой войны. О политике в те годы старались не говорить, опасались, что собеседник стукнет, куда следует, и ночью в квартиру придут незваные гости с ордером на обыск и арест.
Эту новость обсуждали все. Война закончилась всего семь лет назад, но почему-то многие забыли начисто цену нашей Победы. Я не имею в виду цифры потерь и огромные жертвы среди мирного населения. Об этом тогда не знали. Но почему-то люди забыли о нужде и лишениях военного быта.
