Когда Василий Блохин рассказывал о гомосексуализме Николая Ежова, то он пересказывал циркулировавшие среди сотрудников НКВД слухи, которые были основаны на одном документе – заявлении бывшего наркома. Находясь под следствием, он 23 апреля 1939 года написал заявление в Следственную часть НКВД, где сообщил:
«Считаю необходимым довести до сведения следственных органов ряд новых фактов, характеризующих мое морально-бытовое разложение. Речь идет о моем давнем пороке педерастии.
Начало этому было положено еще в ранней юности, когда я жил в учении у портного. Примерно лет с 15 до 16 у меня было несколько случаев извращенных половых актов с моими сверстниками – учениками той же портновской мастерской. Порок этот возобновился в старой царской армии во фронтовой обстановке. Помимо одной случайной связи с одним из солдат нашей роты у меня была связь с неким Филатовым, моим приятелем по Ленинграду, с которым мы служили в одном полку. Связь была взаимноактивная, то есть «женщиной» была то одна, то другая сторона. Впоследствии Филатов был убит на фронте.
В 1919 г. я был назначен комиссаром 2 базы радиотелеграфных формирований. Секретарем у меня был некий Антошин. Знаю, что в 1937 г. он был еще в Москве и работал где-то в качестве начальника радиостанции. Сам он инженер-радиотехник. С этим самым Антошиным у меня в 1919 г. была педерастическая связь взаимноактивная.
В 1924 г. я работал в Семипалатинске. Вместе со мной туда поехал мой давний приятель Дементьев. С ним у меня также были в 1924 г. несколько случаев педерастии, активной только с моей стороны.
В 1925 г. в городе Оренбурге я установил педерастическую связь с неким Боярским, тогда председателем Казахского облпрофсовета. Сейчас он, насколько я знаю, работает директором Художественного театра в Москве. Связь была взаимноактивная.
Тогда он и я только приехали в Оренбург, жили в одной гостинице. Связь была короткой, до приезда его жены, которая вскоре приехала.
В том же 1925 г. состоялся перевод столицы Казахстана из Оренбурга в Кзыл-Орду, куда на работу выехал и я. Вскоре туда приехал секретарем крайкома Голощекин Ф. И. (сейчас работает Главарбитром). Приехал он холостяком, без жены, я тоже жил на холостяцком положении. До своего отъезда в Москву (около 2-х месяцев) я фактически переселился к нему на квартиру и там часто ночевал. С ним у меня также вскоре установилась педерастическая связь, которая периодически продолжалась до моего отъезда. Связь с ним была, как и предыдущие, взаимноактивная.
В 1938 г. были два случая педерастической связи с Дементьевым, с которым я эту связь имел, как говорил выше, еще в 1924 г. Связь была в Москве осенью 1938 г. у меня на квартире, уже после снятия меня с поста Наркомвнудела. Дементьев жил у меня тогда около двух месяцев.
Несколько позже, тоже в 1938 г., были два случая педерастии между мной и Константиновым. С Константиновым я знаком с 1918 г. по армии. Работал он со мной до 1921 г. После 1921 г. мы почти не встречались. В 1938 г. он по моему приглашению стал часто бывать у меня на квартире и два или три раза был на даче. Приходил два раза, с женой, остальные посещения были без жен. Оставался часто у меня ночевать. Как я сказал выше, тогда же у меня с ним были два случая педерастии. Связь была взаимноактивная. Следует еще сказать, что в одно из его посещений моей квартиры вместе с женой я и с ней имел половые сношения.
Все это сопровождалось, как правило, пьянкой.
Даю эти сведения следственным органам, как дополнительный штрих, характеризующий мое морально-бытовое разложение»[28].
Есть свидетельства нескольких человек, которые были сексуальными партнерами Ежова или последний пытался принудить этих людей к занятию оральным сексом. Насколько можно доверять этим показаниям – судить трудно. Отметим лишь, что в обвинительном заключении о его сексуальных предпочтениях не было сказано ни слова. Хотя с 1934 года в Уголовном кодексе РСФСР было предусмотрено наказание за мужеложство.
Если основываться на показаниях вышеуказанных лиц, то Николай Ежов на самом деле был гетеросексуалом, с женщинами он тоже сексом занимался. Один из свидетелей утверждает, что однажды они развлекались втроем – он с женой и Ежов. Так что Блохин был не прав, утверждая, что бывший нарком был гомосексуалистом.
Не всегда сексуальные похождения наркома заканчивались без последствий. В ходе одного из допросов всплыла история о том, как его завербовала германская разведка. Не будем обсуждать, был или не был Николай Ежов немецким шпионом, скорее всего не был, в противном случае он бы попытался попасть в Германию, а не в Японию, а расскажем об истории его вербовки. Летом 1934 года он находился на лечении в венской клинике профессора Ноордена. Там он, по версии следствия, соблазнил одну из медсестер. Во время очередного интимного свидания в комнату вошел ассистент профессора доктор Энглер. Последний устроил скандал и намекнул, что эта история может попасть в немецкие газеты. Зная, какое положение занимает в Советском Союзе пациент, он предложил в обмен на отказ сообщать репортерам об аморальном поведении партийного функционера сотрудничество с германской разведкой. Теоретически такую операцию немецкая разведка могла организовать, подставив жертве смазливую медсестру. «Медовые ловушки» активно использует большинство разведок мира.
Вернемся к рассказу Петра Фролова».
…Во-вторых, – Блохин продолжил перечислять причины, из-за которых Ежова нельзя было назначать наркомом внутренних дел, – у него не было опыта чекистской работы. Вот ты, прежде чем сюда попасть, окончил училище пограничных войск, на границе служил. Поэтому я тебя к себе и взял на службу. Знаю, что ты парень опытный. А что врага народа прозевал, так не только ты. Кроме тебя, сколько твоих начальников, ослепленных званием и наградами, ему поверили. Так и с Ежовым произошло. Вроде проверенный товарищ, из рабочих. А на самом деле с гнильцой оказался и слабохарактерным. Зато товарищ Берия – наш человек. Проверенный. Он еще в Гражданскую войну с врагами советской власти воевал. И тогда чекистскую науку познал. Поэтому он и разоблачил врага народа Ежова и всех его ставленников. Ведь Люшков-то сначала Ягоде служил, а потом к Ежову переметнулся. Они на Дальнем Востоке хотели восстание организовать, вот только не успели. Когда Ежов почувствовал, что их планы известны товарищу Берии, то он Люшкову телеграмму зашифрованную отправил, дескать, все пропало, пора тебе к японцам уходить. Ты что, думаешь, Люшков случайно к вам приехал. Бежать он хотел. Обманул он вас всех. И все потому, что там товарища Берии не было. А ставленники Ежова на Дальнем Востоке помогли Люшкову сбежать. Ведь он и всех их на «теплые» места пристроил. Не просто так, а с расчетом того, что они окажут ему тоже услугу.
