Наша база передовой поддержки и командир роты располагались в то время в Силламяэ, городе, расположенном прямо на побережье Балтийского моря, примерно в 25 километрах к западу от Нарвы и к северу от автострады. Прежде всего мы поприветствовали всех товарищей по роте. Мы давно не виделись, и они едва нас узнали с нашими бородами.
Они уже разогрели для нас сауну, которая находилась прямо на берегу. Нам просто не терпелось помыться, чего мы не делали так долго. Потом я был с докладом у командира роты. Его танк стоял рядом с домом перед окном, чтобы защищать от осколков. Он оказал мне не слишком радушный прием.
— Опять вы без галстука. Неудивительно, что мне постоянно приходится кого-то отчитывать, если вы подаете такой плохой пример. Откуда возьмется уважение к нам, если мы позволяем себе так выглядеть!
Следует заметить, что я всегда носил лишь черное кашне. Я знал, что фон Шиллер этого не любил. Его речь нельзя было назвать строгой, но говорил он вполне серьезно. Я сказал:
— Если уважение ко мне подчиненных целиком зависит от того, есть ли на мне галстук, то, значит, со мной что-то неладно.
Я знал фон Шиллера с того времени, когда был новобранцем. Он сразу же предложил мне обращаться к нему на «ты» после того, как мы прибыли в Россию с 502-м батальоном. Он был моим единственным командиром в батальоне, но, фактически, никогда не отдавал мне приказа, зная, что я всегда действую по собственному усмотрению, во всяком случае, когда предоставлен самому себе, а на фронте так происходило все время.
Причиной нашего обращения друг к другу на «ты» было также то, что мне постоянно приходилось находиться на рубеже позиций. В присутствии сослуживцев из нашей роты я соблюдал военный этикет, и «ты» уже не употреблялось. Я всегда находился между ротой и ее командиром и должен был посредничать то для одной стороны, то для другой.
Тот, кто утверждает, что никогда не испытывал подавляющего чувства страха, точно никогда не был на фронте. Предпосылкой для храбрости является страх, так же как страх смерти и неопределенности вслед за земным существованием являются предпосылками для зарождения и существования любой религии. Истинная храбрость состоит в преодолении страха собственной смерти через еще большую решимость быть примером своим солдатам и поддержать их.
Наверное, не было среди нас человека, который бы не боялся. Перед некоторыми боевыми операциями я чувствовал себя не лучшим образом. Но как только танк начинал движение, мне было не до того, чтобы думать об опасности. После того как производился первый выстрел, нервы успокаивались сами собой. Все шло шыворот-навыворот, если мы волновались. В ходе боя я частенько передавал другим свое внутреннее спокойствие шуткой во время краткого сеанса радиосвязи.
Фон Шиллеру не стоило бы удивляться известию, что подчиненные его не любят, поскольку он не смог произвести на них впечатление в бою. Вследствие этого никто не выносил его высокомерия. Вероятно, оно выполняло для него роль своего рода самозащиты. Мы были слишком хорошо знакомы, чтобы друг друга обманывать. Я прощал ему поступки, которые вряд ли мог простить другой близкий знакомый. Нельзя было требовать такой же терпимости от солдат. В конце концов, то, что они воевали на фронте, не щадя самой жизни во имя родины, считалось само собой разумеющимся.
Иногда его критика бывала вполне оправданной. Был постыдный случай, касающийся использования кодов по радио. Фон Шиллер кратко излагал мне ситуацию на плацдарме. Он посмотрел на меня с укором и сказал:
— Этим играм по радио в открытую нужно положить конец! Ты подвергаешь опасности не только своих людей.
Я благоразумно промолчал; он конечно же был прав. Я не умел, или, вернее, просто не хотел привыкать к глупым кодовым названиям. Во время какой-нибудь операции я должен был говорить по радиосвязи: «Ночной колпак», это «Тетерев» и подобные этому послания. Нашим ребятам гораздо больше нравилось обращаться друг к другу по именам. Я, естественно, пользовался кодовыми названиями, когда радировал в батальон и пункт снабжения. Однако к людям на фронте я обращался по настоящим именам. Еще более небрежными были неофициальные переговоры по радио.
По радио часто можно было услышать: «Какой пароль у курильщиков?» Это означало, что сигареты опять стали редкостью, и Отто Кариус должен доказать, что он настоящий друг. Следует заметить, что меня хорошо снабжали из дома. От десяти до пятнадцати пачек сигарет доставляли с каждой почтой. Я тут же раздавал пачки по танкам. На пачках были короткие приветствия каждому. Эти приветствия солдаты тщательно сохраняли.
Русские конечно же подслушивали. Поскольку передача велась открытым текстом, они, слыша имена одних и тех же людей, сразу узнавали, что «тигры» появились в том или ином месте. Кодовые названия менялись самое позднее по прошествии нескольких дней, в то время как наши имена, естественно, оставались теми же. И иваны в любом случае обратили бы внимание, если бы мы, скажем, ушли из Невеля и появились у Нарвы. Мы были у них бельмом на глазу.
Однажды, например, они обратились с помощью громкоговорящей радиоустановки в «восточном мешке» у Лембиту к нашей пехоте с предложением выдать меня им в обмен на тридцать пленных солдат. Они призвали наших солдат усмирить «кровожадного пса», который постоянно заставляет их держать оборону! Мои товарищи из пехоты дали парню поговорить совсем недолго. И когда стало уже совсем невмоготу, расстреляли радиоустановки. Русским, кажется, чем-то понравилось это неуместное выражение «кровожадный пес». Они упорно продолжали вновь и вновь вещать через громкоговоритель, что свидетельствовало об уважении к нашему батальону.
После того как меня ранило у Дюнабурга, русские объявили по радио, что я убит. Советский офицер, представивший утерянный планшет с моим именем в качестве доказательства своего успеха, был награжден. Мой фельдфебель сообщил мне об этом в письме, чтобы меня подбодрить. Ведь всем известно, что тем, кого выдают за мертвых, часто удается прожить дольше других.
Мы, естественно, наслаждались своим неожиданным вынужденным отдыхом. Сауна дала нам возможность снова почувствовать себя людьми, и мы словно заново родились. Благодаря этой возможности я также избавился от своего плеврита и вновь был совершенно здоров. Однако мы не имели понятия, насколько долгим будет наш отдых.
На фронте всегда хочется воспользоваться временными благами, прогоняя прочь мысли о том, что будет «потом» и «как долго». Только мы успели привыкнуть к уютному теплому помещению, как пришло донесение от обер-фельдфебеля Цветти, что радиатор на его «тигре» тоже потек и повреждена ходовая часть второй машины. Наверное, русские были вполне удовлетворены, повредив три наши машины. Известно, что у них был зуб на «тигры».
