- Ого!
- Но он держал себя очень хорошо во время войны; он выступал с патриотическими речами пред французскими и русскими товарищами.
- Я это знаю. Это и было главным основанием, которое я использовал для его возвращения из Сибири, по поручению нашего правительства, поручению, между прочим, очень щекотливому. Но я тоже знаю, что у него idИe fixe убить императора... Вспомните, перед кем вы сейчас предстанете. Посмотрите на эту роскошную красную ливрею на козлах. И вы поймете, что ваша мысль увидеться е Бурцевым не очень-то мне по душе.
- Так вам это кажется невозможным?
- Подождите конца вашего пребывания здесь; тогда мы еще раз поговорим об этом.
Перед Александровским дворцом большое скопление экипажей. Вся императорская фамилия была сегодня в сборе по случаю именин императрицы и теперь возвращается в Петроград.
Нас торжественно ведут в большую угловую залу, выходящую в парк. Видны ярко освещенные лужайки; ясное небо; деревья, освободившиеся, наконец, от снежного покрова, как будто потягиваются на солнце. Несколько дней тому назад по Неве еще шел лед, а сегодня почти совсем весна.
Входит император; лицо его свежее, глаза улыбаются.
После представления и обмена обычными любезностями, наступает долгое молчание.
Победив смущение, которое всегда овладевает им при первом знакомстве, император указывает на свой китель, украшенный только двумя крестами, георгиевским и французским военным.
- Как видите, я всегда ношу ваш военный крест, хотя я его не заслужил.
- Не заслужили? Как можно! - восклицает Вивиани.
- Конечно, нет, ведь такая награда дается героям Вердена.
Снова молчание. Я заговариваю:
- Государь, Вивиани приехал для переговоров с вами о чрезвычайно важных вопросах, о вопросах, решить которые не могут ни ваш генеральный штаб, ни ваши министры. И потому мы обращаемся непосредственно к вашему высокому авторитету...
Вивиани излагает то, что ему поручено; он говорит с той увлекательностью, с тем жаром и с той мягкостью, которые ему дают такую силу убеждать других. Он рисует картину Франции, истекающей кровью, безвозвратно утратившей цвет своего населения. Его слова трогают императора. Он удачно приводит яркие примеры героизма, ежедневно проявляемые под Верденом. Император прерывает его:
- А немцы уверяли до войны, что французы неспособны быть солдатами.
На это Вивиани отвечает очень метко:
- Это действительно, государь, правда: француз не солдат - он воин.
Затем начинает говорить Альбер Тома, на ту же тему, приводя новые доказательства.
Его классическое воспитание и педагогический навык, желание произвести благоприятное впечатление, сознание громадного значения разговора и исторической важности аудиенции - все это придает его речи и всему его существу свойство как бы излучения.
Император, которого его министры не балуют таким красноречием, видимо тронут; он обещает сделать все возможное для развития военных ресурсов России и принять еще более близкое участие в операциях союзников. Я записываю его слова. Аудиенция окончена.
В четыре часа мы возвращаемся в Петроград.
Понедельник, 8 мая.
Сегодня завтрак у г-жи Сазоновой с Вивиани, его супругой и Альбером Тома. Другие приглашенные - председатель совета министров с супругой, министр финансов с супругой, военный министр, морской министр и т. д.
Завтрак прошел гладко. Вивиани прекрасный собеседник; печальное лицо г-жи Вивиани вызывает всеобщее сочувствие; Альбер Тома нравится всем живостью своего ума и остроумием.
После завтрака разбиваемся на группы; говорим о делах.
Я вижу, что Альбер Тома беседует со Штюрмером. Я приближаюсь к ним и слышу:
- Заводы ваши работают недостаточно напряженно, - говорит Альбер Тома; - они могли бы производить в десять раз больше. Нужно было бы милитаризировать рабочих.
- Милитаризировать наших рабочих! - восклицает Штюрмер... - Да в таком случае вся Дума поднялась бы против нас...
Так рассуждали в лето 1916 самый яркий представитель социализма и представитель русского самодержавия!
Вторник, 9 мая.
Вивиани и Альбер Тома завтракают у меня сегодня; они уезжают сегодня днем в ставку; г-жа Вивиани тоже присутствует за завтраком. Я не пригласил больше никого, так как после того, что мы так много говорили с ними о России, мне хочется поговорить немного и о Франции, где я не был уже два года.
Все, что они мне рассказывают о проявлениях французского духа на фронте, прекрасно и укрепляет мою уверенность. Но сколько мелочного, сколько недостойного в мире политики! В Бурбонском дворце порой как будто забывают, что мы воюем. Таким образом, наградой за мое жестокое изгнание является возможность видеть Францию только как бы в историческом освещении, видеть ее в ореоле славы и величия.
Среда, 10 мая.
Новый американский посол, Ромуальд Фрэнсис, заменивший симпатичного Мери, был у меня с первым визитом.
Покончив с обменом обычных любезностей, я стараюсь навести моего собеседника на разговор о войне. Но напрасно. Фрэнсис уклоняется и отделывается бессодержательными фразами. Заключаю, что американское общественное мнение не прониклось важностью тех нравственных принципов, из-за которых ведется война.
Четверг, 11 мая.
Вивиани вернулся из ставки, а Альбер Тома поехал в провинцию осматривать заводы.
Вивиани не совсем доволен своей поездкой. Начальник главного штаба встретил его холодно, или во всяком случае сдержанно, чему я нисколько не удивляюсь. Генерал Алексеев яркий реакционер, убежденный сторонник традиций монархического начала, самодержавия и православия. Вмешательство в военные дела не военного человека, да еще какого - социалиста! Это, конечно, показалось ему величайшим нарушением порядка.
Вивиани, прежде всего, вручил ему личное письмо генерала Жоффра, с просьбой немедленно его прочесть. Генерал Алексеев его прочел, но ничего не сказал.
Вивиани продолжал: - Кроме того, генерал Жоффр поручил мне на словах передать вашему превосходительству следующее: он надеется между первым и пятнадцатым июля начать на фронте операцию очень широких размеров; он был бы рад, если бы и вы могли начать наступление не позже 10-го июля, так чтобы не более месяца, прошло между обоими наступлениями, тогда немцы не смогут перебросить подкреплений с одного фронта на другой.
Генерал Алексеев ответил кратко:
- Я вам очень благодарен; я буду обсуждать этот вопрос с генералом Жоффром через генерала Жилинского {Представитель русского высшего командования при французской главной квартире.}.
