Хорошо!
В Москве, в центральной части страны, «борьба» с наркоманией ещё не такая абсурдная. Не такая абсурдная, как в провинции. Чем дальше от столицы — тем хуже, тем трагичнее. Вот мне рассказывали про Туву — вотчину главы МЧС Сергея Шойгу, другого близкого друга Путина. Сбором конопли занимается почти всё сельское население республики. Особенно — дети, школьники. Иногда — целыми семьями, иногда — целыми классами. Вместе со школьными учителями, под их надзором. Во время учебных занятий, вместо них. Выходят на поля цветущей конопли — на сбор «урожая», драгоценной пыльцы. Такой «урок на природе». Выполняют школьные задания. Особый раздел педагогики — современной российской. Среднее образование.
Заготовленное сырье потом скупают перекупщики и отправляют крупными партиями дальше по России — не менее трети потребляемой в стране марихуаны «производится» в Туве. А по мнению многих экспертов — вся половина. Говорят, там это нормальный бизнес, народный, естественный — единственный общедоступный, прибыльный способ заработка сельских жителей этой бедной, искусственно [3] загнанной в положение дотационной республики. Безработица и спрос за пределами республики — в самой Туве потребление невысокое. Все об этом знают, все с этого имеют свою долю — и центр, и региональные власти, и местные. Вотчина главы МЧС Сергея Шойгу. Владения Сергея Кужугетовича — во всех отношениях. «Борьба» с наркоманией.
Я и сам понимал — шутка с Черкесовым могла мне выйти боком. Такие, как он, мстят жестоко. Ещё долго после этого постоянно обшаривал карманы в поисках наркотиков. Подброшенных наркотиков.
На НТВ всё было предсказуемо — в эфир дали только про добровольно-принудительное тестирование. Я подбивал коллег сделать и про остальное — на меня зашикали, замахали руками. Ольга Букина, шеф-редактор новостной бригады Кирилла Позднякова стала меня «учить»: «Да ты что? Зачем это нужно было делать? Вот на старом НТВ это можно было…». Хотя была бы тогда неделя Михаила Осокина, было бы по-другому. Наверное.
Может я глупый, не знаю. Но не хочу ходить в розовых очках. Может и верил бы, что наркотиками торгуют только гастарбайтеры. Что тонны этого яда попадают в страну поездом Душанбе-Москва из Таджикистана.
Неужели, необходимо доказывать, что декларируемая борьба с наркотиками — это имитация. Вам будут показывать по «ящику» пойманных мелких торговцев, а вы хотя бы кого-то знаете из реальных руководителей наркомафии? Хотя бы одно имя? А борьба идёт. Деньги из бюджета тратятся. Приедет очередной черкесов в очередную балашиху, попиарится и уедет. А наркотики останутся. Если в 2003 году доза героина в Балашихе стоила 300 рублей, то теперь — специально выяснял — продают только граммами, 1500 рублей за грамм (в грамме где-то 4–5 доз). То есть цены не сильно изменились. Ещё говорят, наркотиков в Балашихе меньше не стало, но её продажа монополизировалась.
В 2008 году главой ФСКН стал Виктор Иванов, тот самый, который на должности замруководителя администрации президента Путина курировал миграционную политику и полностью её провалил. А Виктор Черкесов пошёл на повышение — стал руководить Федеральным агентством по поставкам вооружения, военной, специальной техники и материальных средств (Рособоронпоставки). Вот так.
Понятно, что наркомании — это страшная болезнь. Понятно, что одними полицейскими мерами её не вылечить. Её истоки, главные причины — в цивилизационном развитии человечества. Потому, наркомания — это цивилизационная болезнь, болезнь развития человеческой цивилизации. Даже в странах, где борьба с преступностью ведётся, а не имитируется, наркомания существует. Здесь даже не нужно обращаться к статистике — героин можно купить и в Норвегии, и в Австралии, и в Японии, и даже в Саудовской Аравии. Многие наркоманы — это неприкаянные пассионарии (ну, по крайней мере, сидящие на кокаине, начинающие с него), ошибочно обратившиеся к наркотикам в поисках смысла в нашей цивилизации, из которой осмысленность давно выветрилась. В стремлении, попытках убежать от посредственности. Во многих странах с этой болезнью воюют — кстати, разными методами, комплексно — но искоренить её окончательно невозможно. У нас же даже минимума борьбы нет. Или вы её видите? ФСКН — это реальность или мираж? По-моему, это очередной цирк.
Да пошли они в жопу!
Source URL: http://ostankino2013.com/narkotiki-i-borba.html
Правда Михаила Трепашкина
Разве история Михаила Трепашкина — не урок всем остальным? Не важно, где ты работал, и какие у тебя заслуги — а у бывшего полковника ФСБ, более 20 лет проработавшего в органах безопасности, медали «За отвагу», «За безупречную службу» III и II степени, «За отличие в воинской службе», почетная медаль «70 лет Вооруженным силам». Но если ты посмел сделать шаг в сторону, стал подвергать сомнению действия начальства, посмел иметь собственное высказанное публично мнение — «Встать и выйти из ряда вон» [1] — ты получаешь волчий билет. Тебе будут мстить.
Согласен, Михаил Трепашкин — фигура очень противоречивая: мне рассказывали его бывшие коллеги, которым доверяю, что он, как человек Системы, участвовал во многих неоднозначных операциях ФСБ. Но для них он уже не свой. К тому же не молчит. И потому власть его очень боится. И всячески пытается сломать. Чтобы никому неповадно было. По принципу уголовного мира — вход рубль, выход — два.
С Михаилом Тепашкиным я договорился об интервью в октябре 2003 года. Его обвиняли тогда в разглашении сведений, составляющих гостайну, в злоупотреблении должностными полномочиями и в незаконном хранении боеприпасов. Сам он утверждал, что дело против него было сфабриковано после того, как он отказался собирать для спецслужб информацию об Александре Литвиненко, а также за помощь Общественной комиссии Сергея Ковалёва в расследовании взрывов в 99-ом году жилых домов в Москве.
Мой непосредственный начальник Игорь Сидорович — тогда директор Дирекции информационного вещания и первый заместитель главного редактора информационных программ НТВ Татьяны Митковой — не обрадовался моим планам:
— Да ну… Тебе это надо? Нет указаний. Да и дело тёмное, — и отказался выделить мне оператора для съемки.
Но я все же встретился с Трепашкиным. С собой позвал знакомого стрингера с его оператором.
Встретились мы с ним поздно ночью в центре Москвы. Трепашкин попросил пересесть в его машину, поездил в переулках и, наконец, привёз на какую-то квартиру. Она была в очень плохом состоянии, понятно было, что здесь не живут: в комнатах стоял застоявшийся воздух. Мебель старая, потёртая. Трепашкин сел в кресло — такое зеленое мягкое кресло, мечта советской домохозяйки — а у него прямо над плечом оказалась дырка. «Никак не спрятать, всё равно будет в кадре», — сказал оператор. Так и снимали.
