СОН ЭРНЫ
1.
Ветер и солнце. Палящее солнце…
Вьется по улице пыль…
Автомобиль
вырос, промчался и скрылся от взора.
Сколько цветов продают у собора!
Желтые розы — оттенки червонца…
Алые розы, как кровь…
Сколько цветов в запыленных корзинах!
Что же в них ищет она?
Ищет до дна
в белых левкоях, душистых жасминах
бледная девушка в белой косынке,
что она ищет в замшенной корзинке,
перебирая цветы?
Белые розы! Ах, нет, — желтоватых
вовсе не надо ей роз…
Кто же привез
только бы веточку белых, несмятых
роз ароматных, ей нужных до боли?!
Что там белеет? То ветка магнолий,
белых, холодных цветов.
Если бы можно о чуде молиться!
Белые розы пошли,
Боже, внемли!
О, наклонись! Здесь душистые розы,
белые, белые… Чьи это слезы
дали желанному чуду свершиться,
дали возникнуть цветам?
И поднялись, словно гибкая серна,
белые розы в руках…
В темных глазах
видно в улыбке звенящую душу…
Девушки странной ты имя послушай,
имя не русское, звонкое: Эрна!
Словно душистый цветок…
2.
В храме шаткие ступени,
Черный с белым аналой…
Опустилась на колени…
«Со святыми упокой…»
Кто-то умер, кто-то близкий
У последней стал черты.
И на траурный, на низкий
Аналой кладет цветы.
Для умерших нет возврата,
Воды смерти глубоки…
Но зачем в лучах заката
Так краснеют лепестки?
Что опять случилось злое?
Побледнев, подходит вновь —
И лежат на аналое
Розы, красные как кровь.
Значит, Бог не хочет чуда,
Бог не хочет белых роз?!
Нет ответа ниоткуда…
На ресницах капли слез…
И с улыбкой безотрадной
Розы вновь берет она,
И прильнула к сердцу жадно
Роз алеющих волна…
Все умрут в порыве смелом,
Белых роз на свете нет!
Ах, не верьте розам белым!..
В сердце только алый цвет…
3.
Вышла из храма, не хочет молиться,
красные розы в руках…
Мимо собора идет вереницей
девушек в белом трепещущий ряд.
Свечи высокие тихо горят
в поднятых к небу руках…
Нет, то не свечи, то веточки лилий,
белых небесных свечей,
нежных прообразов ангельских крылий.
Боже, куда же идет
крестный торжественный ход
благоуханных свечей?
Тихо спросила: «Куда вы? Куда Вы?»
И услыхала ответ:
«Только на кладбище горькие травы
сладки для нас…
Милая, с нами пойдешь ли сейчас?
Только на кладбище вечный ответ».
И, трепеща, им ответила Эрна:
«Розы, как алая кровь…
Небо не приняло жертвы вечерней…»
Но прозвучали слова:
«Жертва иная жива,
небо приемлет любовь…»
Тихо сошла и пошла в веренице,
не понимая вполне,
как ей на землю теперь возвратится,
не нарушая того, что ей снится
в радостном сне.
8 августа 1921
«Не говори, — в ночной дремоте…»
Не говори, — в ночной дремоте
К веленью вечного ты глух…
Поверь: в касаньях тленной плоти
Горит отображенья дух.
Идя во тьме, идя до края,
Сжимая бледную ладонь,
Ты вместе с плотью не сгорая,
Приемлешь творческий огонь…
И ты ль поймешь, какие грани
Переступать не нужно нам?
Кто может положить заране
Предел и сердцу и устам?
28 августа 1921
Не говори и не думай.
Послано это судьбой, —
даже когда на краю мы,
сердце с тобой.
Сердце израненной птицей
бьется в твоих же руках,
только оно не боится:
нужен ли страх.
В страхе теряется, плача,
сердца живая стезя…
Я не умею иначе.
Милый, иначе нельзя.
Все, в чем душа, вырастая,
хочет себя обнажить,
та же всё нить золотая,
та же небесная нить.
Предуготованный жребий,
Воли Господней следы.
Вижу в полуночном небе
блеск небывалой звезды.
Все принимаю, как пламя.
Ненарушима любовь…
Милость Господня над нами, —
не прекословь.
7 сентября 1921
«Уж много кто разглядывал…»
Уж много кто разглядывал,
смотрел мою ладонь…
В церквах не пахнет ладаном,
по всей земле — огонь…
Не ангельскими грозами
пылают алтари,
а в сердце — воздух розовый
невидимой зари…
А в сердце, что орешина,
глядится в высоту…
Была я неутешная,
а вот опять цвету…
И церкви все затворены,
пойдешь — проходишь зря…
Моя — нерукотворная,
закрыть ее нельзя…
Ходи по ней, как по саду,
один или вдвоем…
Из сердца прямо к Господу
возносится псалом.
Пускай и дым и полымя
по всем земным церквам…
Нашла я друга-голубя,
а прилетел-то сам…
К успенью Богородицы…
Не знала, не ждала…
Теперь и радость спорится,
два сердца, два крыла…
Чужим-то уж не верится,
гадать уж недосуг…
Цветет весною деревце,
а в сердце — милый друг…
8 сентября 1921
«Как горько понимать, что стали мы чужими…»
