Отец Екатерины — Лоренцо, герцог Урбинский — был внуком Лоренцо Великолепного и приходился племянником папе Льву X. В 1519 году в знак скрепления союза между Франциском I и папой Львом X состоялся брак герцога Урбинского с француженкой Мадленой де ла Тур. В этом же 1519 году молодые родители умерли, сироту Екатерину воспитывали тетка, а потом папа Климент. Теперь он решил продолжить традицию. В женихи Екатерине назначили дофина французского престола Генриха, сына Франциска I. Брак состоялся в 1533 году. После смерти отца Генрих II занял трон. Это тот самый Генрих, который увлекся Дианой де Пуатье, а потом глупейшим образом погиб на рыцарском турнире, обычной королевской забаве.
Первый сын Екатерины Франциск стал мужем Марии Стюарт. Увлеклась, но не могу не рассказать об этих людях, потому что их жизнь — готовые сюжеты для множества романов, драм, сценариев, поэм и опер. Дюма просветил нас, как никто другой, но я не знала, что к свадьбе Екатерины, отравительницы, интриганки и фактической инициаторши Варфоломеевской резни, имел отношение папа Климент VII.
О болонских делах Бенвенуто не пишет ни слова. Он вообще удивительно аполитичен. Папа для него — работодатель, главный герой любого действия — он сам. Уезжая в Болонью, папа оставил легатом кардинала Якопо Сальвиати, того самого, который, будучи гонфалоньером во Флоренции, обижал отца Бенвенуто, на кого сам Бенвенуто сбросил бочку с камнями при осаде замка Ангела. Словом, это был давний и злопамятный враг. Ему папа поручил присмотреть за Бенвенуто и «поторопить его с работой, чтобы, вернувшись, он застал ее законченной».
Далее Бенвенуто иначе как «эта скотина кардинал» Сальвиати не называет. Кардинал сделал недопустимое, он обидел Бенвенуто, назвав его чудесную вазу «мешаниной с луком», то есть «простонародной похлебкой», — это серьезное оскорбление. После этого на просьбу Бенвенуто дать золото для окончания работы (ну, кончился материал, что делать?!) Сальвиати принялся орать и угрожать, что пошлет его на каторгу: мол, там он быстро доведет дело до конца. «Я окостенел и сказал ему…» Бенвенуто старался быть вежливым. Общий смысл ответа: хотите, «чтобы я окончил эту мешанину, пришлите луку», а пока я работать не буду и не присылайте за мной — не приду!
Папа вернулся из Болоньи. Узнав о поведении ювелира, описанном в самых черных тонах, он тут же повелел Бенвенуто явиться. С этой минуты начался серьезный разлад между высокочтимым заказчиком и наглым гением-исполнителем. Направляясь во дворец, Бенвенуто обдумал линию защиты. В отсутствие Климента он работал над чашей, но мало, помешала болезнь. Что совсем ужасно, у него воспалились глаза, и настолько сильно, что он боялся ослепнуть. Недоделанную чашу он взял с собой. Папа встретил его так:
— Ты окончил вазу?
Бенвенуто молча развернул сверток.
«— Божьей истиной говорю тебе, который взял себе за правило ни с кем не считаться, что, если бы не уважение к людям, я бы тебя вместе с этой работой велел выбросить из этих окон.
Поэтому, видя, что папа стал таким сквернейшим скотом, я решил поскорее от него убираться, пока он продолжал грозиться, я, спрятав работу под плащом, сказал, бурча: «Целый свет того не стоит, чтобы слепой человек был обязан работать над такими вещами».
— Что ты там бормочешь?
Бенвенуто упал на колени.
— А если я из-за болезни ослеп, обязан я работать? — крикнул он еще громче, чем сам папа.
— Как же ты дошел сюда, если ослеп?
— Спросите у вашего врача, и ваше святейшество узнает правду.
Тут папа несколько приутих, а Бенвенуто продолжал:
— Причина моей болезни кардинал Сальвиати, потому что он послал за мной, как только ваше святейшество уехал. Он обозвал бранными словами мою работу и обещал сослать меня на каторгу! И таково было действие этих несправедливых слов, что я от крайнего волнения вдруг почувствовал, что у меня вспыхнуло лицо, и в глаза мне хлынул такой непомерный жар, что я не находил дороги, чтобы вернуться домой. Несколько дней спустя на глаза мне пало два катаракта, по этой причине я не видел ни зги, и после отъезда вашего святейшества я уже не мог ничего работать».
Папа отпустил его с миром. Болел Бенвенуто долго, но все время «продвигал модели этой самой работы, с каковыми я создал самые красивые вещи и самые редкостные измышления, какие я когда-либо создавал». Тем временем ненавистный Сальвиати, теперь он стал легатом в Парме, присмотрел там ювелира по имени Тоббия. Этот самый Тоббия был схвачен как фальшивомонетчик, его присудили к виселице или к костру, но Сальвиати отсрочил его наказание. Тоббия был простой малый, в темные дела ввязался по глупости. Сальвиати не был таким тонким ценителем искусства, как папа, поэтому он с чистой душой написал в Рим, что нашел лучшего в мире ювелира, который поможет «сбить великую спесь с нашего Бенвенуто». Папа ответил — везите вашего мастера.
Тоббия приехал в Рим, и ему тут же устроили состязание с Бенвенуто. Нужен был достойный подарок для Франциска I в честь свадьбы Екатерины Медичи и Генриха Валуа. По случаю в руки папы попал «рог единорога» (во как! Словно зуб дракона). «Прекраснейший из когда-либо виденных, этот рог был куплен за 17 тысяч дукатов». Прежде чем подарить, папа хотел украсить этот рог золотом, придать ему вид. Тоббия и Бенвенуто должны были сделать рисунки. Тоббия сделал рисунок «в виде подсвечника, на который, подобно свече, натыкался этот красивый рог, а из подножия он сделал четыре единорожьих головки самого простого измышления, так что, когда я это увидел, я не мог удержаться от того, чтобы осторожным образом не усмехнуться». Рисунок Бенвенуто был иной: подставкой для рога была голова единорога, а кто знает, как он выглядел? «Я сделал самую красивую голову, какая только видана; причиной этому было то, что я взял частью облик конской головы, а частью оленьей, обогатив прекраснейшего рода шерстью и другими приятностями». Даже в описании видно, что рисунок Бенвенуто больше соответствовал общей идее. Но здесь выступили «некии весьма влиятельные миланцы», они присутствовали во время спора. Миланцы дали такой совет:
«— Всеблаженный отче, ваше святейшество посылаете этот великий подарок во Францию. Знайте же, что французы люди грубые и не уразумеют превосходства этой работы Бенвенуто; а такие вот сосуды им понравятся, каковые и к тому же сделаны будут быстрее».
Так и решили. Бенвенуто пусть доделывает свою чашу, а Тоббия будет украшать единорожий рог. Для Бенвенуто это был удар, он не привык проигрывать. Папе очень понравился совет миланцев, он хотел скорее получить свою чашу.
Обиженный Бенвенуто завел прежнюю песню: я давно бы окончил эту чашу, если бы ее надо было делать «из другого вещества, а не из золота». Дайте золото, будет чаша. Ведь нельзя испечь хлеб, не имея муки! Слова эти Бенвенуто передал через посыльного. Папа обозлился страшно и два месяца не вспоминал о Бенвенуто, а тот, между прочим, «с превеликой любовью» работал над чашей.
