– А во-вторых?
– Во-вторых, философичность. Я имею в виду размышления о трех линиях исторического развития человечества. О пути физического совершенствования как устремленности к животному состоянию (зверь сильнее и ловчее человека), о пути интеллектуального развития и, соответственно, научно-технического прогресса как не только экологического самоубийства, но и объективной причины приумножения зла на земле, и, наконец, о третьем пути – пути к Богу, «к добру, к душевной чистоте, к душевному благородству, к духовному богатству и накоплению духовных ценностей». Но у меня еще есть и «в-третьих». Это – гимн великим патриархальным ценностям основного костяка русской нации – крестьянского сословия. Пусть описание советской деревни 20-х годов дано у Вас в образе катастрофически деградированного нового способа хозяйствования, но еще не влезла чуждая народному духу власть в исконную крестьянскую педагогику. И деревенский мальчик воспитывается на вечных ценностях веры, уважения и любви к труду, семье, земле, человеку, наконец, Родине – малой и большой. И преподаются ему эти ценности не только великой молитвенницей и труженицей Степанидой Ивановной, но и старшими братьями и сестрами, и патриархальным дедом, и сверстниками-односельчанами, и самой окружающей природой русского раздолья, всей атмосферой гармоничной деревенской жизни.
О гармоничности не только деревенской, но и всей дореволюционной народной жизни блистательно говорил Владимир Алексеевич в 1988 году в Сенлисе, небольшом парижском предместье. Именно в этом городке, в главном католическом соборе которого покоится прах Анны Ярославны, французской королевы, русское Зарубежье отмечало 1000-летие крещения Руси под почетным председательством двоюродного племянника Царя-мученика Николая II, Великого Князя Владимира Кирилловича. Узнав от меня, что в Париж мы прилетели вместе с В. А. Солоухиным, Великий Князь, лично с ним до того не знакомый, но ценивший его как писателя, передал ему официальное приглашение на торжества, апофеозом которых стал многолюдный прием-застолье в городской ратуше. В центре зала разместилось несколько больших столов, за которыми восседали августейшие представители европейских королевских домов. Рядом с русской Великокняжеской четой находились граф и графиня Парижские, возглавляющие вдовствующий французский престол. Вокруг этого монархического ядра расположились почетные гости – представители французской и европейской аристократии и, конечно же, элита русской эмиграции.
По общему мнению, из всего сказанного на этом торжестве самым ярким и содержательным было выступление Владимира Алексеевича. Переводил его на французский язык лучший специалист – князь Константин Андроников, знаменитый личный переводчик де Голля.
«Я, – говорил В. А. Солоухин, – приехал к вам из страны, в которой вот уже 70 лет вбивают людям в голову абсурдную и лживую мысль о том, будто русское общество до революции раздиралось какими-то непримиримыми сословными противоречиями. На самом же деле оно представляло собой единый живой организм успешно и гармонично развивавшейся державы, пугавшей мир темпами своего движения вперед. И говорить о некоем сословном антагонизме – такая же чушь, как утверждать, будто существует непримиримое противоборство между отдельными частями единого организма. Так же, как все человеческие органы с присущей им функцией работают вместе на пользу единого тела, так и сословия, каждое на своем месте, слаженно трудились у нас на благо единого национального дома, коим была великая Россия.
Сегодня, слава Богу, мы изживаем эти вульгарные предрассудки, которые внедрялись в умы врагами Отечества с единственной целью – разобщить народ. И я не сомневаюсь, что в этой оценке и в выражаемом мной оптимизме о будущих судьбах России, мы вовсе не антагонистичны, а очень даже гармоничны – я, одиннадцатый отпрыск большой и крепкой крестьянской семьи, и пригласивший меня на это торжество – Глава Российского Императорского Дома, Великий Князь Владимир Кириллович!»
О монархических убеждениях В. А. Солоухина складывались легенды еще в хрущевскую эпоху. И действительно, он их мужественно отстаивал, не оглядываясь на конъюнктурные соображения. Анекдотичным оказался в этом смысле случай с рассмотрением вопроса о его исключении из партии за публикацию в «Посеве» антиленинских материалов из «Кувальдяги». На партсобрании в ЦДЛ разборки дошли до прямых обвинений его в том, что он – тайный агент НТС. До этого момента упорно молчавший В. А. Солоухин вскочил и возмущенно воскликнул:
– Помилуйте, какой же из меня агент НТС! Они же республиканцы, а я ведь убежденный монархист!
В 1984 году, после банкета в честь 60-летия писателя, на котором произносились здравицы в честь «многострадального русского народа», присутствовавшего на торжестве партийного начальника Шауро расспрашивали на следующий день на Секретариате ЦК, как прошел юбилей Солоухина.
– Прямых призывов к восстановлению монархии в России не звучало, – отвечал он.
Для Солоухина-монархиста духовное единство нации обусловливалось не только верностью Церкви, но и уважением народа к национальным символам. Народ, утративший центростремительные силы, сплачивающие его в единый монолит, становится просто населением, говорил он и заключал:
– Населением, конечно, могут править и генсеки, и президенты. Народом – только монарх!
В своих публицистических произведениях В. А. Солоухин оплакал немало русских национальных символов и святынь, порушенных в годы большевистского лихолетья. Но особую боль незаживающей сердечной раны он испытывал за взорванный Храм Христа Спасителя, который успел запечатлеться во всем своем величии в его детской душе, когда отец привез его впервые в Москву семилетним мальчиком.
Неудивительно поэтому, что с первых же месяцев наступившей гласности он стал требовать от государства проявить волю и принять решение о восстановлении храма. Когда в 1989 году русская общественность Москвы собралась для учреждения Фонда возрождения храма Христа Спасителя, президентом Фонда, по представлению Г. В. Свиридова, под бурные рукоплескания был избран Владимир Алексеевич.
В 1996 году бетонный остов храма уже парил над Москвой-рекой. У Святейшего Патриарха Алексия II собрались все, кто так или иначе был связан с его восстановлением, чтобы обсудить вопрос ускорения темпов завершающего этапа строительства. Среди прочих выступил и В. А. Солоухин.
– Я всегда мечтал о возрождении храма. У меня даже сложилась такая внутренняя молитва, – увидеть возрожденный храм и… умереть!
– Не спешите, Владимир Алексеевич, Вы же не хотите, чтобы я просил Ю. М. Лужкова замедлить темпы стройки, – с улыбкой сказал ему Патриарх.
