Крыжин развернул карту. Он сообщил, что задачи на первый день все выполнили успешно. Самаркандская группа овладела Китабом и Шахрисябзом. Чарджуйская, действуя совместно с бухарскими революционными отрядами, еще 28 августа захватила старый город и крепость Чарджуй, а затем частью сил заняла аму-дарьинские переправы Наразым и Бурдалык, отрезав противнику пути отхода за границу. Главные силы чарджуйцев уже вышли к Каракулю.
— Пока не так, как хотелось бы, идут дела под Старой Бухарой, — заключил Крыжин и сразу же повел речь о наших дальнейших задачах. — Теперь слушайте, что вам завтра делать. Вместе с отрядом Сокольского, который находится в захваченном им Мир-Базаре, с утра двинетесь на Зиадин. Надо добить бежавших из Хатырчи и разгромить войска зиадинского бека. Важно не выпустить их на Зирабулакские высоты. С этой целью между станциями Зиадин и Зирабулак уже курсируют наши бронепоезда... Понятно? Тогда пошли к командующему...
Комбриг Кужело разместился в доме начальника станции. Мы застали его за письменным столом. При нашем появлении он отложил ручку и шагнул навстречу.
— Рад видеть вас. А еще больше рад сообщению о взятии Хатырчи. Молодцы!
Мы присели на диван. Эрнест Францевич расспрашивал о людях, интересовался взаимоотношениями между бойцами разных национальностей. Он хорошо знал всех командиров и многих бойцов мадьярского дивизиона.
Когда речь зашла о павших в бою, я попросил разрешения отпустить на их похороны в Катта-Курган человек тридцать пограничников во главе с командиром эскадрона Танкушичем.
— Согласен, — хлопнул меня по коленке Эрнест Францевич. — Героев надо похоронить достойно...
В обратный путь мы отправились ночью. Кругом — тьма-тьмущая. Лишь над головой яркая звездная россыпь. Ехали молча. Сказывалось длительное напряжение. Отпустив поводья, многие дремали в седле. Проводник безошибочно выбирал путь в паутине многочисленных троп, исполосовавших вдоль и поперек широкую речную долину.
В город добрались благополучно. Там было тихо. Мы проехали во дворец. В саду, вокруг водоема, подстелив охапки сухого клевера, спали бойцы.
Распахнулась дверь, из-за которой лился мягкий лиловый свет. Оттуда вышел дежурный по отряду Месарош. Он доложил, что только что звонил по полевому телефону Кужело, справлялся, вернулись ли мы.
Меня тронула его забота. Эрнест Францевич всегда был таков.
С рассветом я поднял отряд. Танкушич повел траурный кортеж в Катта-Курган, а все остальные выступили по дороге на Зиадин.
Когда втянулись в густые заросли джугары, впереди послышались выстрелы. Послал адъютанта узнать, в чем дело. Оказалось, сарбазы засаду устроили. Пришлось развернуться. Группа небольшая, разогнали быстро. Через некоторое время налет из тугаев. Опять задержка.
«Этак мы немного пройдем», — подумал я и рысью поскакал вперед. Головному подразделению приказал ускорить движение, а на фланги выслать разъезды с пулеметами. Они получили задачу прочесывать все места, где мог притаиться враг.
Наскоки прекратились. Темп марша увеличился.
Перед Зиадином 2-й мадьярский эскадрон должен был остановиться. Однако его командир Габор, которого у нас считали осторожным и несколько медлительным в решениях, на этот раз мгновенно сориентировался и проявил похвальную инициативу. Увидев, что отряд Сокольского подошел к городу раньше нас и уже дерется, венгр с ходу включился в бой. Он атаковал неприятельский заслон в юго-восточной части Зиадина, опрокинул его и ворвался в крепость.
На помощь Габору я послал эскадрон Чанчикова, а Валлаху приказал отрезать противнику пути отхода на Кермине. Валлах отличный кавалерист, дисциплинированный, решительный. Его путь в ряды красных бойцов был типичным для многих военнопленных. Он — сын венгерского металлиста. С большим трудом ему удалось окончить гимназию. Когда вспыхнула мировая война, определился в гусарский полк.
Незадолго до производства в офицеры попал в плен. После Февральской революции в Ферганском лагере военнопленных вступил в коммунистическую группу, а коммунисты первыми записались в Красную гвардию...
Совершив обходный маневр, конники Валлаха при поддержке артиллерии сломили оборону сарбазов, закупорили выход из Зиадина.
Когда смолкли последние выстрелы, я взглянул на часы. Разгром довольно сильного зиадинского гарнизона занял чуть больше часа. Конечно, главную роль в этом сыграли кавалеристы Сокольского. Но и наши действовали напористо. Лишь небольшой части вражеских войск, оборонявшихся в городе, удалось скрыться в садах и зарослях Зеравшанской долины.
Я расположил свой отряд на станции Зиадин. Туда же прибыло и управление группы. Собрав командиров, Э. Ф. Кужело сказал:
— Хатырчи и Зиадин наши, а вот с Кермине неудача. Туда на бронепоезде номер десять был направлен десант во главе с Павлом Волковым. Но против него оказалось куда больше сил, чем донесла разведка. Будем помогать всей группой...
Остаток дня и всю ночь отдыхали, а утром 31 августа двумя колоннами выступили в поход. Путь Кужело избрал кратчайший — по степи вдоль железнодорожной линии. Каршинская полупустыня, на мой взгляд, названа степью по недоразумению. Ее зеленый покров держится недолго: траву начисто выжигает солнце. Лишь кое-где остаются редкие пятна неприхотливой верблюжьей колючки. Но к исходу августа даже и колючка побурела, не выдержав зноя.
Ни ветерка, ни облачка. Раскаленный воздух насыщен мельчайшей лёссовой пылью. Она покрывает все вокруг желто-серой пеленой, лезет в глаза, уши, скрипит на зубах, смешиваясь с потом, грязными струями течет по лицам, проникает за воротник. Бойцы чертыхаются. Задние просят передних поменьше пылить. Но что поделаешь? И без того дистанции и интервалы больше обычных.
Впереди гигантским озером заискрились солончаки. Мираж был настолько впечатляющим, что даже бывалые туркестанцы невольно заторопили коней. И вот под копытами уже похрустывает белоснежная корочка. Соль так мелка, что тоже клубами подымается вверх. От нее слезятся глаза, а тело испытывает неприятный зуд.
Наконец из серой дымки вынырнул станционный поселок. Изнурительный пятичасовой марш завершен. Привал. Все рассыпались вдоль арыка.
Местные жители, радостно встретившие нас, сообщили, что в Кермине, расположенном в пяти километрах от станции, много сарбазов.
Более определенные сведения о противнике удалось получить лишь ночью, когда возвратились разведчики. Нужные показания дал и задержанный разъездом Габриша придворный врач эмира Писаренко. Трудно сказать, что заставило этого эскулапа напялить на себя рваный халат, тюбетейку и пробираться под покровом темноты в Старую Бухару. Он клялся, что хотел перебежать на нашу сторону, но заблудился и попал не на ту дорогу...
