Федор тут же набросал: «Дорогой В.Д. С большим наслаждением буду». И дважды подчеркнул последнее слово. И продолжал: «Жму крепко руку. Привет супруге. Ваш Федор Шаляпин».
Федор горестно осмотрел свой гардероб, пытаясь найти что-нибудь поприличнее, чтобы поразить заезжего старого друга. Но ничего более подходящего, кроме известной всем поддевки, так и не нашел. Беда с этими деньгами. Вроде бы назначили ему двести рублей, но пошел получать, а у него вычли задолженность по Панаевскому театру. В свое время, оформляя документы, оперное товарищество поручило вести все финансовые дела Федору Шаляпину. Он эти документы и подписал. А сейчас за все неполадки театра Шаляпин должен был расплачиваться. Странно все это, но ничего поделать он не мог.
Тепло, встретились старые друзья, хотя и разница в возрасте между ними была довольно большая. Но Шаляпина это давно уже не смущало, все друзья и знакомые были гораздо старше его.
— Ну что, Феденька, поздравляю тебя с поступлением в Мариинский. Признаться, я не думал, что это случится так скоро. Репертуар у тебя был невелик. Да и багаж…
— Ах, Василий Давидович, тошно мне! Вроде бы и радостно… Гордиться можно, попал в прославленную труппу. Не чета всем провинциальным, в которых я до сих пор пел. А что толку?
— Как что толку? Ты недоволен?
— Не знаю, что и сказать вам. И доволен, и недоволен…
Корганов давно заказал обед на две персоны. Официант незаметно для них колдовал на столике, аккуратно расставлял холодные закуски. Что-то неладно было на душе у Федора, и Корганов выжидательно посматривал на него.
Василий Давидович Корганов давно знал Федора Шаляпина. Вспомнил, как впервые познакомился с ним: небольшого роста, плотный, с брюшком, немолодой, но живой и деятельный Дмитрий Андреевич Усатов, известный тенор императорских театров, представил ему долговязого худого блондина с голодными глазами, одетого явно не по росту в какие-то перешитые обноски. Но стоило ему исполнить арию Дон Базилио, как Василий Корганов понял, что перед ним талантливый певец, более того, талантливый артист, обладавший не только обширным по диапазону и необыкновенно красивым голосом, но и владевший средствами экспрессии, мимики и другими качествами для создания образа на сцене… «И почему все-таки три таких талантливых знатока своего дела, как дирижер Труффи, директор музыкального училища Ипполитов-Иванов и знаменитый оперный артист и музыкальный деятель Федор Петрович Комиссаржевский, не угадали в нем редких артистических задатков? Увидеть смелость, раскованность — и не увидеть, что эта смелость, раскованность идут от желания творить образ по-своему, создавать его не по шаблону… А почему мне удалось в нем распознать талантливого человека?.. Тут совсем другое дело… Мне довелось узнать его так близко, как, пожалуй, никому из этой троицы…»
Сколько раз встречался Корганов с Шаляпиным и на репетициях, и на выступлениях, и на дружеских вечеринках… Тогда он, саперный поручик, по воскресеньям приглашал молодых артистов и преподавателей к себе домой, и вместе с отцом, мировым судьей, все тихо и мирно обедали, запивая обед хорошим кахетинским вином. Бывало, что приглашали и заезжих гастролеров. Так, молодой преподаватель фортепьянной игры Матвей Леонтьевич Пресман, уроженец Тифлиса, осенью 1893 года, совсем недавно, привел Леонида Александровича Максимова, выступавшего с концертами по России. И Корганов впервые увидел, как Шаляпин легко и свободно читал ноты с листа: Максимов проигрывал сцену за сценой «Князя Игоря», а Шаляпин, стоя за его спиной, напевал партию Игоря… А как он исполнил тогда партию Мельника!.. Глубокое, потрясающее впечатление произвел он на всех, в том числе и на Максимова. «Но если Федор не будет работать, ему не вырасти как артисту. Вот дали ему в Тифлисе роль Мефистофеля, он никогда не слышал эту партию в приличном исполнении, а почитать что-нибудь о Мефистофеле отказывался. Разве многое сделаешь при таком отношении? Сколько интересного можно найти в книгах по музыке, по истории, эстетике, акустике, этнографии! И поражает не то, что артисты обычно невежественны в этих областях, а то, что они вообще не хотят интересоваться попутными проблемами, — с грустью думал Корганов. — Ведь как только Шаляпин сказал мне, что ему дали роль Мефистофеля, я тут же сыскал в своей библиотеке кое-что о типе Мефистофеля и убеждал дебютанта прочесть, но не тут-то было. «Нет времени. Франковский мне все расскажет об этом», — отмахнулся он тогда. А кто такой Франковский? Года два пел в Тифлисской опере, а сейчас променял артистическую карьеру на службу в одном из петербургских банков… Хорош учитель…»
Василий Давидович внимательно разглядывал Шаляпина.
— Хорошо помню Тифлис… Прекрасный город, — медленно заговорил Шаляпин. — Там я учился и начал петь в опере, а Комиссаржевский и Прянишников сразу забраковали меня: голос, мол, расшатан, детонирует, это не артист… А вот вы, Василий Давидович, поддержали меня. Век вам буду благодарен.
— Ну полно, полно, работать еще надо…
— Да, можно иметь прекрасного учителя, но многое зависит от тебя самого.
— А Усатов? Неужто ничего не дал?
— Да, в Тифлисе меня учил Усатов. Я ему обязан брюками, пиджаком, а в пении… ни-ни. Правда, он объяснил мне, что романс Козлова «Когда б я знала» — дрянь, что «Фауст» Гуно — сладок и что настоящую музыку, настоящую оперу написал Мусоргский, а пение… Он все учил меня петь по-своему. У него так выходило хорошо, а меня это резало. И вот уж сколько времени, года два, что ли, я бьюсь над тем, чтобы отвыкнуть от приемов Усатова и выработать такие, которые более подходят мне… И кажется, только сейчас что-то начинает получаться. Как артист я не столько обязан Усатову, сколько тому, что в театре подавал декорации, зажигал лампы, пел в хоре, практически по всем ступеням прошел театральную школу… А в общем-то вы правы: и Усатов меня многому научил. И я берусь за любую роль, меня ничто не пугает.
«Ну, сейчас начнет хвастаться своими похождениями… Стоит ему выпить, как посыплются анекдоты и веселые рассказы…»
— Дорогой Федор, а как складываются твои отношения в театре? — перебил Корганов Шаляпина.
— В апреле, совсем недавно, я имел три открытых дебюта… И кажется, очень неудачно, так стыдно, что хоть возвращайся обратно в Тифлис…
— Бывает, Федя. Ты только начинаешь… Сколько еще будет неудач, пока найдешь себя… Зачем было браться за Руслана? Эта роль не многим удается, даже признанные мастера отказываются от нее… Действия мало, выигрышных арий почти совсем нет, но роль глубоко психологическая, она требует душевной глубины, раздумий… Большой и кропотливой работы… А ты?
