Владимир Григорьевич Орлов - Двойной агент. Записки русского контрразведчика

— Ради Бога, стреляйте метко! — выкрикнул он.

Французы выстрелили еще раз, несчастный вскочил на ноги и, о чудо, перепрыгивая через могилы, скрылся во тьме. Началась погоня за беглецом, но он, должно быть, очень хорошо знал местность, так как ему, несмотря на пулевые ранения, посчастливилось сбежать.

Мы точно установили, что беглецом был Юзефович, руководитель одесских революционеров.

Шум погони поднял на ноги русских караульных. Кладбище находилось недалеко от полицейского управления. Теперь пришлось удирать самим французам, У них не было времени даже на то, чтобы закопать расстрелянных, и на следующее утро тела были обнаружены. Русский комендант не имел ни малейшего представления о том, кто убил этих людей. Однако он отдал приказ немедленно похоронить их во избежание скандала. Но сбежавший Юзефович уже предупредил своих соратников по подпольной борьбе, и одесские большевики, охваченные гневом, поклялись отомстить. Все они были уверены в том, что виновник случившегося — я. Были розданы листовки, в которых народ призвали принять участие в массовой демонстрации и похоронах. Многие пришли, но было уже поздно: предусмотрительный комендант распорядился похоронить убитых до назначенного времени.

Мы, сотрудники контрразведки, не расслаблялись ни на минуту, так как из надежных источников было известно, что пресловутого Ласточкина поймать не удалось. Тот человек, которого французы при аресте приняли за Ласточкина, оказался кем-то другим.

Мы вели постоянный поиск и наблюдение, посылали тысячи агентов, все напрасно. Он так хорошо спрятался, что его невозможно было найти в городе, все выходы из которого были надежно перекрыты. Но однажды мы совершенно случайно узнали, что Ласточкин сам ходит в пекарню за горячими булками из страха, что кто-то из его друзей, подкупленный врагами, найдет способ начинить их ядом. Покупая свежеиспеченные булки прямо в пекарне, он мог быть уверен, что они не отравлены. Кроме булок, он питался только яйцами, которые пил сырыми прямо из скорлупы.

Итак, наши агенты, наконец, напали на его след. Мы искали его по подвалам, дворам, кабакам, по всем углам и закоулкам, по чердакам с выходами на все четыре стороны. Но куда бы мы ни приходили, везде находили лишь спрятанное оружие, а не Ласточкина. И все-таки он был пойман. Французы решили допросить его, но не смогли вытянуть из него ни слова.

Мы оторвали подошвы его ботинок и обнаружили несколько донесений ревкома, а под подкладкой рубахи искусно спрятанные планы расположения тайных складов пулеметов, винтовок, гранат, патронов и взрывчатки, На коже головы, под волосами, был нанесен список командиров Добровольческого корпуса.

С завязанными глазами Ласточкина посадили на французский катер, который доставил его из порта в открытое море, на поджидавший корабль, Потом Ласточкина переправили на другой корабль, где находились десять его сообщников, арестованных к тому времени. Все они были французскими коммунистами. Через час они были расстреляны, тела выброшены за борт, а корабли отправились к родным берегам.

Волнение, охватившее Одессу, не знало границ. Из Москвы тайно прибыло сто чекистов, которые под покровом ночи выловили и вывезли тела расстрелянных, чтобы с почестями похоронить их в Киеве.

В это время моя жена и дети как раз находились в Киеве, и, когда похоронная процессия проходила мимо их дома, они увидели, что рядом с гробами большевиков люди несли несколько чучел, изображавших меня, К шеям чучел были прикреплены плакаты с надписью: «Убейте Орлова!»

На самом деле я не имел никакого отношения к расстрелу в Одессе, Но как я это мог доказать моим врагам?

Одесса казалась городом мертвых, Непроницаемая тьма, закрытые окна, вокруг ни одной живой души, Выстрелы пушек вдалеке были первым признаком наступления Красной Армии.

Два дня и две ночи я и мои товарищи, выбиваясь из сил, жгли бумаги, уничтожая документальные свидетельства нашей и моей личной борьбы с большевиками. Ничто не должно было попасть в руки чекистов. Мы договорились с французами о том, что старый русский город перейдет под их контроль, и прежде чем подняться на борт парохода, увозящего беженцев в Константинополь, мне захотелось еще раз взглянуть на свой кабинет. И вот я, крадучись, иду по Одессе, погруженной в кромешную мглу. Трудно было надолго прощаться с Россией. Все произошло удивительно и необъяснимо быстро. Еще вчера только что прибывшие сенегальские войска под звуки оркестра маршировали по улицам города, вселяя в смятенные души надежду на то, что французы всерьез намерены, хотя бы на какое-то время, утвердить здесь свою власть. Действительно, многое в установленном ими порядке нас не устраивало, да и русским женщинам слишком часто приходилось отбиваться на улицах от развязных и назойливых солдат. Поведение французских гостей даже на вечеринках в частных домах было оскорбительно грубым и доводило дам до слез. Горстка спекулянтов, ловких и безжалостных, во главе с сахарными королями братьями X., до последней нитки обирали голодных одесситов, среди которых было немало их соплеменников. Но вряд ли все это могло заставить Париж хоть на некоторое время силой своих военных навести в городе порядок. Видимо, их больше волновало, как поскорее вывести войска из России. Словом, везде царила страшная неразбериха. Транспортных судов не было, потому что Франция, естественно, использовала их в своих целях.

Нравилось нам это или не нравилось, но французское командование передало власть в городе рабочему Совету. Времени отвезти свое имущество в надежное место ни у кого не было. Красная Армия уже подступала к городу, и большинство людей бежало, не успев ничего взять с собой. Вот так в тот момент обстояли дела в Одессе. Через несколько часов последний пароход должен был покинуть порт. Он был настолько переполнен, что встревоженный капитан умолял осаждавшую его толпу отойти от судна, потому что на нем не было ни места, ни продовольствия для такого количества людей.

Контрразведка Белой армии выделила двух надежных татар, которые должны были охранять меня и выполнять обязанности адъютантов. Эти славные ребята уже с полудня ждали меня на корабле и заняли место в трюме. Сейчас они стояли у трапа, чтобы я в последний момент успел подняться на борт.

Тем временем я крался по темным улицам пугающего своей темнотой города. Я должен был убедиться, что в моем кабинете не осталось ничего, что утром могло бы попасть в руки победителей. Я распахнул дверь. Полная тьма — освещение больше не работало. Ничто не работало. Спичек с собой у меня тоже не было, поэтому я был вынужден на ощупь пробираться сквозь непроницаемый мрак.