Не раз за годы войны приходилось мне наблюдать Павла Федоровича Чупикова в самых разнообразных и сложных ситуациях, и я не мог не поражаться его спокойствию, его умению находить в любой момент - самый драматический единственно правильные решения. Я не помню случая, чтобы командир полка повысил голос, не сдержал себя. Павел Федорович терпеть не мог суеты, шума. Он требовал от своих подчиненных четких, продуманных решений, сам являя образец точности.
Я пришел в 41-й полк, которым командовал П. Ф. Чупиков, летом сорок третьего. Часть, в которой мне предстояло командовать эскадрильей, стояла тогда под Белгородом. Перевод на новое место службы всегда чреват волнениями и переживаниями. Но мне повезло - переживания эти оказались приятными: я увидел огромную разницу между прежним и нынешним полком. И, главным образом, в отношениях между командованием и летчиками.
В старом полку комэски находились под мелочной опекой. В то же время конкретных задач нам порой не ставилось, мы были предоставлены сами себе, тактической учебой с нами никто не занимался. Командир полка на задания почти не летал, мы варились в собственном соку - откуда ж было взяться летному мастерству? А ведь каким бы ни был летный опыт каждого из нас, все равно - и это, думаю, понятно - требовалось толковое общее руководство.
В 41-м полку я сразу же почувствовал крепкую руку командира, стал свидетелем четкой организации вылетов, точной постановки задач на день. В работе штаба, в деятельности всех служб полка, в заботе о жизни и быте летчиков ощущалось постоянное влияние Павла Федоровича. И, конечно, основное внимание - летному составу. Дерешься в воздухе с врагом хорошо - тебе почет и уважение. И сразу же имя твое известно всему полку. Несмотря на загруженность боевой работой, Чупиков находил время после особо удачно проведенных операций и боев выстроить полк и отметить, после краткого разбора, отличившихся. И каждый знал, что к вечеру в штабе все документы на отличившегося уже готовы, оформлены. Мне и моим товарищам, перешедшим в 41-й полк из другой части, Кочеткову, Хорольскому, Арсеньеву, - такая организация вначале казалась необыкновенной, но потом мы поняли, что во всем этом прослеживается определенная позиция нашего командира - его безграничное уважение к летчику, его вера в возможности каждого пилота.
Слово Павла Федоровича было законом для всех нас не только потому, что это было слово командира, но и потому, что оно исходило от самого опытного и самого уважаемого среди нас человека. Чупиков умел не только отличить лучшего. Если бой был неудачным, если кто-то из командиров допускал ошибку по собственной вине, Павел Федорович не читал нотаций, не ругал - молча слушал провинившегося. И когда тот начинал объяснять, почему именно так, а не иначе все получилось, приводя при этом немало "объективных" причин, командир полка так иронически смотрел на говорящего, что у того мгновенно иссякал весь поток красноречия.
- Лучше бы уж он отругал меня или наказал, чем так смотреть, - рассказывал потом летчик товарищам. - А то смотрит и, представляете себе, ни слова не говорит.
Авторитет командира полка был огромен. Он определялся не только качествами Чупикова-руководителя, но и мастерством Чупикова-летчика. Когда воздушная обстановка становилась сложной, Павел Федорович поднимался в небо - сражался с врагом. Богатейший опыт личных воздушных боев позволил нашему командиру разработать четкую систему организации боя, предложить много тактических новинок.
Так было, в частности, в 176-м полку, где Павел Федорович явился одним из организаторов нового типа группового боя свободных охотников. Это по его инициативе охотники сосредоточивались в одном районе для атаки численно превосходящего противника и так запутывали врага своими неожиданными маневрами, что в результате тот не мог даже точно определить, на чьей же стороне в данный момент превосходство в силах.
Характерно, что в однажды предложенную схему боя Павел Федорович неоднократно вносил коррективы, опираясь на свой собственный опыт и на опыт летчиков полка.
Не раз, летая со своим командиром в качестве ведомого, я наблюдал, как творчески подходит Павел Федорович к организации конкретной атаки, как мастерски ведет он каждый бой, стремясь добиться максимального результата.
Тем же духом творчества была отмечена и организация командиром полка наших вылетов. Например, если в один из дней мы летали на большой высоте и пары поднимались в воздух с интервалами в 10 минут, то на следующий день схема поиска менялась: мы шли на низких высотах или средних. Если сегодня мы сосредоточивались на уничтожении наземных целей, то завтра задача ставилась иная - блокировать аэродромы противника, атакуя самолеты врага при взлете и посадке.
Опыт массированного применения истребителей-охотников для борьбы с большими группами авиации противника получил одобрение командования. Такие атаки были особенно эффективны. Так, зимой сорок четвертого года на Украине, в районе Житомира, группа охотников из десяти пар под руководством Чупикова в одном бою уничтожила 12 самолетов противника. Мы часто пользовались этим приемом, особенно когда надо было прийти на помощь товарищам, ведущим бой с превосходящими силами противника.
- Учтите, - неоднократно напоминал нам Павел Федорович, - любая тактическая новинка хороша тогда, когда летчик опирается на собственное мастерство. На товарища надейся, да сам не плошай. Маневр, огонь, дисциплина вот что принесет успех.
Жизнь неоднократно подтверждала правоту слов нашего командира. В поиске пары действовали большей частью самостоятельно, и успех приходил только тогда, когда каждый из нас работал с максимальной отдачей.
В августе сорок четвертого грудь нашего командира украсила Звезда Героя. В полку ходила о нем добрая слава, но Павел Федорович, казалось, ничего этого не замечал. Быстрый, энергичный, он появлялся неожиданно то у машин, то в домах, где располагались летчики, и сразу же вокруг него образовывался тесный кружок - всем было интересно послушать своего командира. Надо сказать, Павел Федорович никогда и ни с кем не был запанибрата. Какие бы отношения ни связывали его с окружающими (мы, скажем, были с ним дружны еще с начала 43-го года), Павел Федорович со всеми был ровен, приветлив, внимателен и всегда принципиален. Он мог собрать командиров эскадрилий после боя в узком кругу, чтобы отметить победу или чей-нибудь день рождения, и мы чувствовали себя в этот момент легко и свободно. Но утром начинался новый рабочий день, и все становилось на свои места: дружба - дружбой, а служба - службой. И у нас, комэсков, даже мысли такой не было - обратиться к командиру не по-уставному, пользуясь его к нам благосклонностью. Павел Федорович создавал вокруг себя неповторимую "чупиковскую" атмосферу...
