— Отец был в плену?! — мне показалось, генерал изменился в лице, хотя я его лица видеть не мог, он сидел против света, у окна.
— Да, товарищ генерал, но он член Партии уже давно, так что там все нормально, — объяснил полковник.
— А…Ну ладно. Ну что, Щербаков, к службе готов?
— Так точно, товарищ генерал, — отрапортовал я, горя глазами, как мог.
— Ну ладно, Щербаков, поедешь служить в Йемен Северный.
— Служу Советскому Союзу!
Выйдя из комнаты заседания, я, как и все, первым делом направился к гигантской карте арабского мира, висевшей тут же в коридоре.
— Мужики, а где это, Северный Йемен? А кто-нибудь там был? Чего рассказывают-то? — вопросов было больше, чем ответов.
Оказалось, что наши люди там живут, не бедствуют. Это настоящая капстрана, правда, малость отсталая, но в материальном плане лучше, чем многие другие арабские страны, избравшие путь социалистической ориентации, что даже тогда не казалось мне странным. Рассказывали, что уже идет война между Севером и Югом, что лететь через Каир (Ах, Каир, Каир, запретный город, не принявший меня на практику, вожделенная мечта всех арабистов, центр арабской вселенной…). Ну, наконец-то, подумал я, не зря учил арабский, теперь-то я им всем покажу, какую пользу могу принести Родине, несмотря на компрометирующее прошлое родителя моего!
Фильм «Русский перевод» и настоящий Йемен
15 сентября 1977 г. самолет «Аэрофлота» еще из старого «Шереметьева», который сейчас Ш-1, уносил меня в направлении Йеменской Арабской Республики, а именно города Саны. На земле остались провожающие. Мать плакала, отец был стоек. Оно и понятно, для него подобное могло показаться экскурсией.
К этому моменту все уже прочно выучили, что Йемена два — Южный и Северный, что они уже несколько лет воюют между собой и что самое удивительное, советские военные специалисты помогают и тем и другим истреблять друг друга. Выполняют интернациональный долг, так сказать (так писалось потом в характеристиках по месту службы). Хотя в чем конкретно этот долг состоит, было не очень понятно. Ведь если помогать Югу строить социализм и уничтожать агрессоров с Севера, посягающих на их землю, есть интернациональный долг, то как же может быть одновременно интернациональным долгом помощь Северу в строительстве собственных вооруженных сил, уничтожающих южан, претендующих на первенство в регионе?
Конечно, тогда глубоким рассуждениями на тему вопиющих противоречий политики партии и правительства места в моей голове не было вовсе. Раз помогаем двум Йеменам, значит так требует мировая революция, или еще что из нетленного учения Маркса-Ленина. В общем, там (наверху) видней, а мое дело маленькое, знай переводи. А вот с этим как раз и возникла первая проблема сразу по приземлении в международном аэропорту г. Саны утром следующего дня…
ARABIA FELIX встречала меня первыми лучами восходящего аравийского солнца и при заходе на посадку показалась мне вполне зеленым местечком. Однако в действительности причин для восторгов было намного меньше, да и на благословенный оазис пыльная Сана была похожа меньше всего. Но все это вскрылось потом.
Недавно по телевизору показывали многосерийный фильм «Русский перевод», это про нашего парня, переводчика, из Университета, по-моему, в общем, гражданского, отправленного в аналогичную моей военную командировку-службу в Йемен Южный в 1985 г. При небольшом географико-временном несоответствии, многие из описанных в фильме ситуаций — калька моего йеменского периода жизни. В Южном, действительно ребятам приходилось выезжать на передовую или быть около той, и это правде исторической соответствует, а остальные «приключения электроника», вроде участия в разводке спецслужб и интермедиях на тему переодевания в иорданского капитана, оставим на совести авторов, на то оно и художественное кино. Отвратительный фонетически арабский саундтрек, ходульность построения фраз (так в жизни никто не говорит) — это похоже на истину, даже, за многолетний период работы в арабских странах я встречал, может быть 2–3 человека, переводчиков или просто профессионалов-арабистов, кто звучал и говорил как «они», т. е. как арабы. Остальные, увы, что называется близко не лежали. Сойти за араба можно перекинувшись парой-тройкой незначащих фраз в лифте или на улице, но, поверьте профессионалу, при включении в любой, даже не очень серьезный разговор, вас «раскусят» как того самого негра-шпиона, заброшенного в Сибирь, из приснопамятного анекдота времен холодной войны. Невозможно. Для того, чтобы сойти, все-таки, за араба, нужно, а) либо там родиться и прожить лет до 10–12 (о таких случаях я не слышал на своей практике), б) либо учиться лет 10 в самой среде, в медресе, скажем или еще как (единичные случаи в советское время, и все — религиозное образование), жить в среде столько же (вообще нереально в мое время), в) либо быть инопланетянином со свободно переключаемым на языки процессором, что представляется мне наиболее вероятным вариантом.
В фильме «Русский перевод» герой, прилетев в Аден, как я когда-то в Сану, на первом же встречном контакте с настоящим йеменцем оказывается шокирован тем фактом, что тот его вообще не понимает, т. е. абсолютно!!! Ровно так же, проходя таможенный контроль я позволил себе какие-то вопросы к офицеру — йеменцу, вроде, «как пройти в библиотеку», (шутка). Тот не понял ни слова из моего обращения, и перепоручил меня встречающему переводчику из Штаба Группы, и тот уже доходчиво мне объяснил, что не надо умничать, все чему нас учили в институте — это не более, чем база, общепринятая в арабском мире, так называемая «фусха», литературный язык, основа, немного лексики, но язык арабский, как его называют в одной идиоме, «что океан», так что, надо приступать к изучению заново, сколь бы обескураживающим этот поворот событий не казался. По практике, добиться приличного знания языка и, соответственно, звучания на оном, можно лет через 5–6, и то, если языком заниматься, не жалеть время на чтение, общение с телевизором, а это в арабском варианте весьма специфическое дело, общение с «носителями» языка в первую, может быть, очередь. (В фильме герой наш уже через месяц шпарил на чистом йеменском диалекте, легко притворялся иорданцем, переходя на диалект иорданский, и влегкую цитировал Коран!! Здесь речь идет о 3 совершенно разных языках, так что, скорее всего, все-таки он был просто инопланетянином.
Мой институтский преподаватель арабского Борис Моисеевич Ханин на вопрос, тяжело ли изучать арабский язык, любил, хитро улыбаясь, отвечать: «Первые 16 лет — тяжело, а потом намного легче». Мои 16 лет не успели закончиться, как я с арабским языком вынужденно расстался в 1990 г., так что я даже не успел на практике проверить справедливость этой эпатажной метафоры, но ведь был близок — 5 лет в институте, 3 года в Йемене, и 4 — в Ираке, итого 12 лет, в конце срока я легко синхронил, читал наискосок газеты, писал коммерческие письма, контракты составлял, даже стихи пытался писать на арабском, что, конечно, в любом неродном языке большая наглость. И надо сказать, что фонетику поставил себе близкую к аутентичной долгими годами тренировок. Но даже в дурном сне я не мог сойти за «настоящего» араба в беседе длящейся более 5 минут, тем более без зазрения совести цитировать Священную Книгу. А так фильм очень понравился, в основном, бережным отношением к деталям «переводческого быта», похожестью натуры, точным воспроизведением духа эпохи «выполнения интернационального долга». Могу рекомендовать его в качестве видео-трека к своему повествованию о днях срочной службы!
А то, что это будет именно служба, а не туристическая поездка в экзотическую страну, стало ясно с первых шагов. Из переводчиков мы летели этим рейсом вдвоем, я и Толик Кушниренко, недавно закончивший Военный Институт Иностранных Языков, встречал нас штабной автобус и с ним начальник штаба Группы Советских Военных Специалистов. На мое радостное приветствие: «Здравствуйте, я Борис», я тут же получил, естественно, «Подполковник Рудич». (Эх, надо было говорить «лейтенант Щербаков», блин!!!) Весьма безэмоциональный, строгий внешне служака, закаленный многолетней службой в дальних советских гарнизонах, без тени сантимента и суровый на вид, он, вероятно даже незаслуженно, был всеми нами, переводчиками прозван «Деревом» и таковым оставался до конца своего срока в Йемене, увы.
Начиналась, хоть и зарубежная — но служба, Армия, со своей иерархией, спецификой отношений, с неизбежными дисциплиной и некоторым идиотизмом единоначалия и безвариантности, так, впрочем, на то она и Армия. Плюс специфика социально-культурного котла в котором оказались люди из абсолютно разных регионов, классов, слоев общества, с абсолютно разным уровнем образования, культуры, достатка. Для всех их на ближайшие годы ГСВС становилась родным домом, нужно было налаживать быт, работать в непривычных, а нас, изнеженных столичных жителей, шокирующих условиях.
