назовешь. Сначала ее воспитывали бабушка с дедушкой, а потом родители отдали ее на пятидневку в школу. Чуть повзрослев, Елене пришлось воспитывать свою младшую сестренку, потому что родители опять были заняты. Тогда она пообещала самой себе, что, когда вырастет, станет совсем другой мамой. Но могла ли она предположить, каким долгим и мучительным будет путь к материнству в ее судьбе. Судьбе человека, судьбе Елены Воробей.
Борис Корчевников, телеведущий
– У дочери Софии был диагностирован сколиоз третьей степени, тяжелый. Если бы мы не приняли меры, он бы повлек за собой инвалидность. Я наспех обвиняла врачей, но когда сколиоз набирает скорость, его купировать можно либо в очень раннем возрасте, отслеживая процесс вытягивания позвоночника, либо уже когда подросток набрал основной рост. Поэтому мы параллельно обратились и к российским специалистам, и к белорусским, и в Финляндию отправляли, и в Германию.
Для меня во всей этой истории был один памятный день, самый сложный. Второе мая – юбилей моего папы, дедушки Сони, ему исполнялось семьдесят лет. И в тот же день была операция на позвоночнике дочери. Мы замерли всей семьей в ожидании многочасовой тишины, которая тянулась вечно. Операция шла шесть часов. Эту паузу я запомнила на всю жизнь, и те слезы радости, когда раздался звонок и нам сказали: «Все хорошо».
Уже все, слава Богу, позади. Это та страница, которую мы, честно говоря, перелистнули. Сделали это, объединившись всей семьей, и вышли победителями. Все хорошо. Доченька уже занимается спортом.
Я изменилась. Я стала ближе к своим родным, которые поддерживали меня все это время. Мама привезла ко мне в больницу всю семью. Конечно, было тяжело, когда мама уезжала, но со мной оставалась сестра, которая постоянно меня поддерживала и помогала мне.
София Лебенбаум, дочь Елены Воробей
– Это та самая обратная сторона нашей профессии, которая абсолютно беспощадна. Я, не кривя душой, скажу, что каждый из нас проходит мощнейший стресс, когда теряет близких, но мы не можем сказать, что не сделаем сегодня шаг на сцену. Просто мы должны. Это тот компромисс и та высокая цена, которую мы платим, обретая любимую профессию. А когда я была рядом, то все время старалась шутить, Сонечке было больно улыбаться. Но вот это желание думать о хорошем, о том, что все самое страшное позади, так велико и подначивает пошутить. Мы учились заново чувствовать друг друга. Самое главное, чем я дорожу, – кредит доверия, который у нас есть. Это всегда хрупкая конструкция. Нельзя давить, я должна уважать и искренне это делать, подавать в чем-то пример.
Но когда Сонечке было 14 лет, случился обостренный конфликт после фразы: «Мне тетя ближе, чем ты». Я понимала, что она уже так же высказалась о сестре, дедушке, бабушке. Ей казалось, что друзья – это ее семья. Мне, конечно, было очень обидно.
Мне казалось, что весь мир против меня, и какие-то друзья мне ближе, больше меня понимают, потому что мы одного возраста.
София Лебенбаум, дочь Елены Воробей
– Дети думают, что взрослые умнее, у них больше опыта, они чувствуют этот мир точнее и правильнее, им достаточно ума и чутья для самостоятельных шагов. Но мы-то понимаем, что за первым же шагом будет в лучшем случае шишка.
Мне нужна была дистанция, самостоятельность, которую Соня взяла бы без меня и поняла ценность семьи. Тогда я узнала, что существует особая форма обучения – школа-пансион, в которой есть униформа и запрещено краситься, быть с распущенными волосами и ходить с мобильным телефоном. А главный девиз этого пансиона был: «Вы дети успешных родителей, но вы к их успеху не имеете никакого отношения. Получите свой успех и научитесь на него работать». Я закричала: «Да! Это то, что нам надо!» Через время мне позвонила Соня и сказала: «Мама, куда ты меня оформила, это же армия!» Но на самом деле у нас была еще одна цель. Сонечка хотела, чтобы было много друзей и подруг, эту возможность она там, конечно, приобрела. Новые приятели, новые одноклассники, одноклассницы, новые интриги.
Раньше у нас не было открытости и близости, но сейчас я маме рассказываю все. Она дает мне совет, помогает чем-то.
София Лебенбаум, дочь Елены Воробей
– Я человек-рентген, чувствую людей. Это то, без чего актерам было бы сложно существовать на сцене, вживаться в образ, проживать роли других людей. Поэтому я могу сказать точно, что все, кто рядом с Сонечкой, – это замечательные люди.
У меня с родителями не было такого контакта, как с доченькой. Когда двое детей, один думает, что его любят меньше, чем второго, и мне казалось, будто родители уделяют мне мало внимания, плюс я нянчилась с сестрой. С меня больше спрашивали, требовали, все хозяйственные работы по дому должна была делать я, и конечно, это раздражало. Мне нужно было хорошо учиться, желательно без троек. А я человек азартный, меня и заставлять не нужно, лишний контроль нервировал. Потом у мамы с папой было странное мнение, что раз я хулиганистая девчонка, то с меня толку в жизни никакого не будет. И это тоже бесило, при том, что я знала, кем хочу стать. Но мои театральные закидоны родители воспринимали как чудачество.
Борис Корчевников: Откуда взялись театральные закидоны. Органично, когда они рождаются в актерской семье. А у вас как?
– Я ничего не знала о нашей семье, которая погибла в 1942 году на Бронной горе, где было расстреляно порядка 20 человек. В 2020 году мне выпала счастливая возможность узнать что-то о своих родных. После того как рассекретили архивы, историки из Бреста помогли мне найти фотографии и анкеты всей семьи, большая часть которой была убита фашистами. Теперь я знаю их имена и вижу лица, для меня это уже не общая братская могила, у этого мемориала жертвам холокоста есть лица и фамилии. Это мои родные.
Бабушка моя – единственная, кто выжил из всей семьи. В тридцать девятом году, когда Гитлер напал на Польшу, семья бабушки спасалась бегством и оказалась в Кобрине. Но спасение это было недолгим. В сорок первом году началась война. Бабушке было пятнадцать лет, она подрабатывала – нянчила детей в офицерской семье, в военном гарнизоне. Когда началась бомбежка, она с этими двумя детьми на руках оказалась перед выбором: либо ей бежать к своей семье, либо спасать маленьких. И она выбрала второе. Прыгнула с ними в эшелон и поехала в неизвестном направлении. Эшелон бомбили в дороге, они прятались в лесах, в полях, каких-то болотах, ходили на партизанские отряды, и в результате эти дети остались живы. Она сдала их в военную прокуратуру, а сама проскиталась полтора года, оказалась на
