Меня поселили в институтском общежитии, в комнате на четырех человек. Мои новые друзья были в основном из украинских городов: Харькова, Днепропетровска, Запорожья. Занятия шли своим чередом. Но обстановка в мире становилась все сложнее, начиналась война в Европе, и это непосредственным образом отразилось и на всех нас. Наше правительство приняло чрезвычайные меры для подготовки страны к обороне. Чуть ли не треть бюджета была направлена в военные отрасли промышленности. В годы первых пятилеток, в ходе осуществления курса на индустриализацию, были построены авиационные заводы в Горьком, Куйбышеве, Новосибирске, Запорожье. Сейчас они начинали выпускать самолеты: истребители, бомбардировщики, разведчики. Созданные конструкторские бюро Микояна, Лавочкина, Яковлева, Ильюшина разрабатывали новые типы истребителей, бомбардировщиков. Некоторые из них еще испытывались на заводских аэродромах и в летно-испытательном институте, другие поступали в строевые части, но большая часть самолетов была устаревших типов. На авиационных парадах над аэродромом Тушино в воздухе ползли неуклюжие тихоходные ТБ-3, зато маневренные курносые И-16 и И-153 «Чайка» показывали чудеса высшего пилотажа. На меня, как и на всех, они производили огромное впечатление: воздушный океан казался покоренным, и мы с гордостью пели:
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор!
Был создан принципиально новый тип бронированного самолета – знаменитый штурмовик Ил-2. В ближайшие годы намечался массовый выпуск новой авиационной техники. ВВС получали все больше и больше самолетов, и для этих самолетов нужно было много летчиков. По всей стране была развернута сеть аэроклубов. В каждом областном городе имелся аэроклуб, а в Москве их было создано 16 – по клубу в каждом районе. Обычно аэроклубы готовили летчиков летом, но в 1940 году, для ускорения подготовки летчиков из-за угрозы надвигавшейся войны, аэроклубы перешли к круглогодичному обучению летчиков, и впервые они начали летать зимой.
Осенью 1940 года был объявлен набор молодежи в аэроклубы. Узнав о наборе, я сразу же обратился в институтский комитет комсомола и, получив направление и положительную характеристику, сразу подал заявление в Дзержинский аэроклуб г. Москвы.
После зачисления меня курсантом нас поселили в общежитие, и начались теоретические занятия. По 7 часов в день мы зубрили относящиеся к авиации дисциплины. Помню, меня особенно поразил закон Бернулли, который гласил, что чем больше скорость воздуха, тем меньше давление. До тех пор я думал совершенно обратное! Но наглядных пособий у нас тогда, естественно, не было, а продувание воздуха между двух листов бумаги убеждало не очень. Приходилось верить преподавателям на слово! Недостаточное внимание к наглядным пособиям – старая болезнь авиации, и в те годы мы особенно ею страдали.
Получив довольно скудные знания, мы приступили к практическим полетам на маленьком подмосковном аэродроме Крюково, со всех сторон окруженном лесами. Это сразу сделало нас счастливейшими людьми в мире, и мы буквально вылизывали до блеска наш старенький По-2. Надо сказать, что это был первый опыт зимнего обучения курсантов в аэроклубах. До этого зимой курсанты проходили теоретическое обучение, а летали летом. Здесь же все было сжато до четырех месяцев вместо года. Война надвигалась, и надо было торопиться.
Нас разбили на группы по 8—10 человек в каждой. Нашей группе повезло с инструктором по фамилии Дыдыкин – молодым коренастым человеком. Он готов был сидеть в задней инструкторской кабине весь день, терпеливо учить, рассказывать и показывать, как исправлять ошибки. В результате его усилий, настойчивости и терпения наша группа начала летать первой в отряде.
Летали мы на самолете У-2 («Учебный-второй») – впоследствии он стал называться По-2, по фамилии конструктора Поликарпова. Это был очень простой и неприхотливый в эксплуатации самолет. А самое главное – он прощал даже грубейшие ошибки. Крейсерская скорость его была небольшой, всего 100—120 км/ч, максимальная – до 150 км/ч, но я ее за все полеты так и не увидел. На этой «рабочей лошадке» в предвоенные годы в летных школах и аэроклубах ОСОАВИАХИМа было обучено более 150 тысяч летчиков, пересевших потом на другие боевые самолеты. Более того, этот же самолет с успехом использовался в годы войны для ночных бомбардировок немецких войск.
* * *
Первое поднятие в воздух было незабываемым. Треск мотора, дрожание и подскакивание самолета по снежному полю – и вдруг все внизу, самолет в воздухе. Я осматриваюсь. Картина поразительная: вверху голубое небо, внизу – белые поля и зеленые леса, несколько деревенек с крошечными домиками. Вдали линия железной дороги с ползущим по ней паровозиком и игрушечными вагончиками. Не успел я оглядеться и опомниться, как земля начала стремительно приближаться, и вот уже самолет снова бежит по полю. Надо вылезать. Инструктор посмеивается: «Ну, что-нибудь понял?» – «Пока ничего не понял, но вижу, что летать можно».
Начались вывозные полеты: круг, снова круг, и еще один. Поначалу у меня не получалось выдержать даже горизонтальный полет. Самолет все время норовил свалиться в незаметный крен под 3—5 градуса и потихоньку развернуться. И вот самолет начинает слушаться. Влево, вправо, вверх, вниз... Обучение мне давалось легко. Особенно приятно было чувствовать, что ты контролируешь такую мощную машину, как самолет, а для меня У-2 тогда был венцом творения человеческой мысли. Труднее давались расчет на посадку и сама посадка, но в конце концов стало получаться и это.
Первым вылетел мой приятель по фамилии Иванов. Все остальные, обрадованные, с нетерпением стали ожидать своей очереди: наша курсантская группа была очень дружной. Надо сказать, что мои товарищи по аэроклубу Якушев, Колышкин и Бекетов прошли всю войну и остались живы. Впрочем, следует отметить, что из училища они выпускались в 1943 году, и им было несколько проще, чем мне.
И вот наконец наш инструктор небрежно говорит мне:
– Полетишь на поверку с командиром отряда.
С замиранием сердца я подхожу к командиру отряда и докладываю:
– Курсант Крамаренко прибыл для контрольного полета.
Он внимательно смотрит на меня, затем говорит:
– Садись в переднюю кабину и выполни полет по кругу.
Я сажусь, командир отряда садится в заднюю кабину. Запускаю мотор, выруливаю на взлетную полосу. Взлет разрешен. Я увеличиваю обороты, самолет бежит по снежному полю и легко отрывается от земли. Стремлюсь все делать, как в полете с инструктором. Четвертый разворот, я планирую... Посадка точно у «Т»! Заруливаю, вылезаю и докладываю. В ответ на мой доклад командир отряда говорит:
